ВЫСТУПЛЕНИЕ
ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС
М. С. ГОРБАЧЁВА
НА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ
В РЕЙКЬЯВИКЕ[1]
 
12 октября 1986 года

 

Ранний вариант
«Правда», 14 октября 1986 г. (первый выпуск)
«Известия», 14 октября 1986 г. (союзный выпуск)
«Советская Россия», 14 октября 1986 г. (первый выпуск)
«Красная звезда», 14 октября 1986 г. (первый выпуск)
«Гудок», 14 октября 1986 г.
«Литературная газета» № 42, 15 октября 1986 г.

 

Поздний вариант
«Правда», 14 октября 1986 г. (второй выпуск)
«Известия», 14 октября 1986 г. (московский выпуск)
«Советская Россия», 14 октября 1986 г. (второй выпуск)
«Красная звезда», 14 октября 1986 г. (второй выпуск)
«Сельская жизнь», 14 октября 1986 г. (второй выпуск)
«Комсомольская правда», 14 октября 1986 г.
«Труд», 14 октября 1986 г.
«Социалистическая индустрия», 14 октября 1986 г.
«Советский спорт», 14 октября 1986 г.
«Московская правда», 14 октября 1986 г.
«Московский комсомолец», 14 октября 1986 г.
«Вечерняя Москва», 14 октября 1986 г.
«Ленинское знамя», 14 октября 1986 г.
Брошюра «Советско-американская встреча на высшем уровне» (Политиздат, 1986 г.) и последующие публикации

 

Добрый вечер, дамы и господа, товарищи! Приветствую всех вас.

Добрый вечер, дамы и господа, товарищи! Приветствую всех вас.

Прошло около часа, как завершилась наша встреча с Президентом[2] США г-ном Рейганом. Она продолжалась немножко больше, чем мы намечали. Дело этого потребовало. И я хочу извиниться перед вами, что я не прибыл на пресс-конференцию в назначенное время.

Прошло около часа, как завершилась наша встреча с Президентом США господином Рейганом. Она продолжалась немножко дольше, чем мы намечали. Дело этого потребовало. И я хочу извиниться перед вами, что не прибыл на пресс-конференцию в назначенное время.

Вы уже знаете, что встреча состоялась по инициативе советского руководства. Но, естественно, её не было бы, если бы не было согласия со стороны г-на Рейгана. Поэтому, я бы сказал, это было наше совместное решение провести эту встречу.

Вы уже знаете, что встреча состоялась по инициативе советского руководства. Но, естественно, её не было бы, если бы не было согласия со стороны господина Рейгана. Поэтому, я бы сказал, это было наше совместное решение провести встречу в Рейкьявике.

Теперь она закончилась. Иногда говорят, что лицом к лицу лица не увидать. Я только что со встречи, которая особенно на последнем её этапе проходила в горячих дискуссиях. И я нахожусь ещё во власти впечатлений от этих дискуссий. Тем не менее я постараюсь уже сейчас не только поделиться своими впечатлениями, но и разобраться, что же произошло. И всё же, это будут первые впечатления, первые оценки, первый анализ. Ещё предстоит основательнее оценить всю встречу.

Теперь она закончилась. Иногда говорят, что лицом к лицу лица не увидать. Я только что со встречи, которая, особенно на последнем её этапе, проходила в горячих дискуссиях. И нахожусь ещё во власти впечатлений от этих дискуссий. Тем не менее я постараюсь уже сейчас не только поделиться своими впечатлениями, но и разобраться, что же произошло. И всё же это будут первые впечатления, первые оценки, первый анализ. Ещё предстоит основательнее оценить всю встречу.

Встреча произошла крупная, и вы это почувствуете, когда я расскажу о её содержании, о проблемах, которые были на ней предметом очень широкого, очень интенсивного, очень заинтересованного обсуждения.

Встреча произошла крупная, и вы это почувствуете, когда я расскажу о её содержании, о проблемах, которые были на ней предметом очень широкого, очень интенсивного, очень заинтересованного обсуждения.

Атмосфера на встрече была дружественной. Мы имели возможность свободно и без ограничений излагать свои взгляды. Это позволило нам углубить понимание по многим крупным проблемам мировой политики, двусторонних отношений, а прежде всего по тем вопросам, которые стоят в центре внимания всей мировой общественности, — по вопросам войны и мира, прекращения гонки ядерных вооружений, словом, по всему комплексу вопросов, охватываемых этой темой.

Перед тем, как я перейду непосредственно к характеристике самой встречи, содержания дискуссий, предложений сторон и её итогов, хочу пояснить вам — почему мы выступили с инициативой о проведении встречи в Рейкьявике.

Атмосфера на встрече была дружественной. Мы имели возможность свободно и без ограничений излагать свои взгляды. Это позволило нам углубить понимание по многим крупным проблемам мировой политики, двусторонних отношений и прежде всего по тем вопросам, которые стоят в центре внимания всей мировой общественности, — по вопросам войны и мира, прекращения гонки ядерных вооружений, словом, по всему комплексу вопросов, охватываемых этой темой.

Я регулярно читаю мировую прессу, и в эти дни я видел, насколько широкий резонанс вызвало сообщение о проведении встречи. Много было сказано в связи с этим и в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС, и Президента США, задавали вопрос, а не поторопились ли они, есть ли необходимость в такой встрече, кто кому уступил, кто кого переиграл и т. д. и т. п. Но, знаете, повод, который послужил исходным моментом нашего предложения Президенту США безотлагательно встретиться, и его решение позитивно откликнуться на это приглашение, очень значительны.

Я регулярно читаю мировую прессу и в эти дни видел, насколько широкий резонанс вызвало сообщение о её проведении. Много было сказано в связи с этим и в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС, и Президента США, задавали вопрос, а не поторопились ли они, есть ли необходимость в такой встрече, кто кому уступил, кто кого переиграл и т. д. и т. п. Но, знаете, повод, который послужил исходным моментом нашего предложения Президенту США безотлагательно встретиться, и его решение позитивно откликнуться на это приглашение очень значительны.

Теперь я хочу вернуться к Женеве, когда мы встретились впервые. Это был крупный диалог, и сейчас, по истечении немалого времени, мы её так же оцениваем — эту Женевскую встречу.

Теперь я хочу вернуться к Женеве, когда мы встретились впервые. Это был крупный диалог, и сейчас, по истечении немалого времени, мы так же оцениваем женевскую встречу.

Тогда, если вы помните, мы признали особую ответственность СССР и Соединённых Штатов Америки за сохранение мира и вместе заявили, что ядерная война никогда не должна быть развязана и что в ней не может быть победителей. Это признание огромной важности. Мы заявили также, что ни одна из сторон не будет стремиться к военному превосходству. Это тоже очень важная констатация.

Тогда, если вы помните, мы признали особую ответственность СССР и Соединённых Штатов Америки за сохранение мира и вместе заявили, что ядерная война никогда не должна быть развязана и что в ней не может быть победителей. Это признание огромной важности. Мы заявили также, что ни одна из сторон не будет стремиться к военному превосходству. Это тоже очень важная констатация.

После Женевы прошёл почти год. Советское руководство осталось верным обязательствам, которые оно приняло на себя там. Вернувшись из Женевы, мы продлили свой мораторий: он у нас был до 1 января нынешнего года. Уже 14 месяцев на наших полигонах царит тишина, — это ли не свидетельство нашей приверженности договорённостям в Женеве, нашей ответственности за судьбы мира. Это всё нелёгкие решения, если учесть, что в это время взрывы в Неваде продолжались, происходят и сейчас. 15 января мы выступили с крупным Заявлением, в котором была обоснована программа ликвидации ядерного оружия к концу нынешнего века.

После Женевы прошёл почти год. Советское руководство осталось верным обязательствам, которые оно приняло на себя там. Вернувшись из Женевы, мы продлили свой мораторий: он у нас был до 1 января нынешнего года. 14 месяцев на наших полигонах царит тишина, — это ли не свидетельство нашей приверженности договорённостям в Женеве, нашей ответственности за судьбы мира. Это всё нелёгкие решения, если учесть, что взрывы в Неваде продолжались, происходят и сейчас. 15 января мы выступили с крупным Заявлением, в котором была обоснована программа ликвидации ядерного оружия к концу нынешнего века.

В июне нынешнего года государства Варшавского Договора внесли крупную комплексную программу о масштабном сокращении обычных вооружений и вооружённых сил в Европе. Это тоже крупный шаг с учётом тех озабоченностей, которые высказывались западноевропейцами и Соединёнными Штатами.

В июне нынешнего года государства Варшавского Договора внесли крупную комплексную программу о масштабном сокращении обычных вооружений и вооружённых сил в Европе. Это тоже крупный шаг с учётом тех озабоченностей, которые высказывались западноевропейцами и Соединёнными Штатами.

Извлекая уроки и из чернобыльской трагедии, мы выступили с инициативой о проведении чрезвычайной сессии МАГАТЭ в Вене. Она состоялась, и вы знаете её итоги — они многообещающи. Теперь мы имеем международный механизм, позволяющий решать многие важнейшие вопросы безопасности ядерной энергетики.

Извлекая уроки из чернобыльской трагедии, мы выступили с инициативой о проведении специальной сессии Генеральной конференции МАГАТЭ в Вене. Она состоялась, и вы знаете её итоги — они многообещающи. Теперь мы имеем международный механизм, позволяющий решать многие важнейшие вопросы безопасности ядерной энергетики.

Иначе говоря, в истекший период — и думаю, что не впадаю в преувеличение, так оценивая нашу политику, ибо я говорю о фактах, а не просто о намерениях, — мы всё делали, чтобы помочь формированию нового мышления в ядерный век. С удовлетворением мы отмечаем, что ростки этого нового мышления прорастают, в том числе и на европейской ниве. В частности, это проявилось в успехе Стокгольма.

Иначе говоря, в истекший период — и думаю, что не впадаю в преувеличение, так оценивая нашу политику, ибо я говорю о фактах, а не просто о намерениях, — мы всё делали, чтобы помочь формированию нового мышления в ядерный век. С удовлетворением мы отмечаем, что ростки этого нового мышления прорастают, особенно на европейской ниве. В частности, это проявилось в успехе стокгольмской конференции.

Может быть, я и закончу на этом перечень тех конкретных акций, которые мы предприняли, руководствуясь духом и буквой договорённостей с Президентом Рейганом в Женеве. Сами факты, думаю, позволяют вам оценить серьёзность нашего отношения к договорённостям в Женеве.

Может быть, я и закончу на этом перечень тех конкретных акций, которые мы предприняли, руководствуясь духом и буквой договорённостей с Президентом Рейганом в Женеве. Сами факты, думаю, позволяют вам оценить серьёзность нашего к ним отношения.

Почему же всё-таки потребовалась встреча в Рейкьявике, каковы были мотивы этой нашей инициативы?

Почему же всё-таки потребовалась встреча в Рейкьявике, каковы были мотивы этой нашей инициативы?

Дело в том, что надежды на крупные перемены в мировой обстановке, которые все мы имели, вскоре после встречи в Женеве начали угасать, и я думаю — не без оснований. Советско-американские переговоры, в ходе которых очень много было всего сказано, может, даже слишком много, где гуляло, как я вчера говорил Президенту, 50—100 вариантов всяких предложений, — и одно это вызывает сомнения в плодотворности дискуссий, которые там ведутся. Если бы был один-два, ну пусть три варианта, что позволяло бы как-то сузить дискуссии, а сосредоточить поиски на каких-то важных направлениях, то можно было рассчитывать, что эти поиски завершатся выходом на какие-то конкретные соглашения и предложения правительствам Но ничего этого не происходит в Женеве, хотя там обсуждаются главные вопросы мировой политики.

Дело в том, что надежды на крупные перемены в мировой обстановке, которые у всех у нас возникли, вскоре после встречи в Женеве начали угасать. И я думаю — не без оснований. На советско-американских переговорах очень много было всего сказано, может, даже слишком много, гуляло, как я вчера говорил Президенту, 50—100 вариантов всяких предложений. Одно это уже вызывает сомнения в плодотворности дискуссий, которые там ведутся. Если бы были один-два, ну пусть три варианта, что позволяло бы как-то сузить дискуссию, сосредоточить поиски на каких-то важных направлениях, то можно рассчитывать, что поиски завершатся выходом на какие-то конкретные соглашения и предложения правительствам. Но ничего этого не происходит в Женеве, хотя там обсуждаются главные вопросы мировой политики.

В последнее время эти переговоры, попросту говоря, идут на холостом ходу, практически зашли в тупик. Гонка вооружений не остановилась, и всё яснее становится, что дело подходит к такой черте, за которой неизбежен новый виток этой гонки с непредсказуемыми последствиями — политическими и военными.

В последнее время эти переговоры, попросту говоря, идут на холостом ходу, практически зашли в тупик. Гонка вооружений не остановилась, и всё очевиднее дело подходит к такой черте, за которой неизбежен новый виток этой гонки с непредсказуемыми последствиями — политическими и военными.

Наши крупные инициативы, о которых я говорил выше, нашли широкий отклик у мировой общественности. Но они не нашли должного понимания у американской администрации.

Наши крупные инициативы, о которых я говорил выше, вызвали широкий отклик у мировой общественности. Но они не нашли должного понимания у американской администрации.

Обстановка ухудшалась, тревога в мире вновь стала нарастать. Думаю, не преувеличу, — да вы сами свидетели этого — мир бурлит. Мир бурлит и требует от руководителей всех стран, и прежде всего крупных держав, в первую очередь от Советского Союза и Соединённых Штатов Америки, политической воли, решимости, способной остановить опасные тенденции.

Итак, надо было сделать что-то такое, чтобы переломить такой ход событий. И мы пришли к выводу: нужен новый импульс, мощный импульс, чтобы повернуть процесс в нужном направлении. Такие импульсы могли последовать только от руководителей СССР и Соединённых Штатов Америки. Именно поэтому, отвечая Президенту Рейгану на его письмо от 25 июля, я решил пригласить его незамедлительно встретиться. Я писал: ситуация такова, что нам надо отложить все дела на день-два и безотлагательно провести встречу.

Это письмо было передано Президенту товарищем Шеварднадзе.

И вот теперь эта чрезвычайно важная встреча состоялась. Мы полагали, что от её итогов многое будет зависеть. И, конечно, приехали на встречу не с пустыми руками.

С чем мы приехали в Рейкьявик? Мы привезли целый пакет крупных предложений, которые, если бы они были приняты, могли действительно в короткий срок внести, я бы сказал, перелом на всех направлениях борьбы за ограничение ядерного оружия и реально отвести угрозу ядерной войны, позволили бы начать движение в сторону к безъядерному миру.

Обстановка ухудшалась, тревога в мире вновь стала нарастать. Думаю, не преувеличу, — да вы сами свидетели этого — мир бурлит. Мир бурлит и требует от руководителей всех стран, и прежде всего крупных держав, в первую очередь от Советского Союза и Соединённых Штатов Америки, политической воли, решимости, способной остановить опасные тенденции.

Итак, надо было сделать что-то такое, чтобы переломить такой ход событий. И мы пришли к выводу: нужен новый импульс, мощный импульс, чтобы повернуть процесс в нужном направлении. Такие импульсы могли последовать только от руководителей СССР и Соединённых Штатов Америки. Именно поэтому, отвечая Президенту Рейгану на его письмо от 25 июля, я решил пригласить его незамедлительно встретиться. Я писал: ситуация такова, что нам надо отложить все дела на день-два и безотлагательно провести встречу.

Это письмо было передано Президенту товарищем Шеварднадзе.

И вот теперь эта чрезвычайно важная встреча состоялась. Мы полагали, что от её итогов многое будет зависеть. И, конечно, приехали на встречу не с пустыми руками.

С чем мы приехали в Рейкьявик? Мы привезли целый пакет крупных предложений, которые, если бы они были приняты, могли действительно в короткий срок внести, я бы сказал, перелом на всех направлениях борьбы за ограничение ядерного оружия и реально отвести угрозу ядерной войны, позволили бы начать движение в сторону к безъядерному миру.

Я предложил Президенту, чтобы мы тут же, в Рейкьявике дали обязывающие поручения своим министрам иностранных дел и другим соответствующим ведомствам подготовить три проекта соглашений, которые мы с Президентом могли бы потом подписать во время моего визита в Соединённые Штаты Америки.

Я предложил Президенту, чтобы мы тут же, в Рейкьявике, дали обязывающие поручения своим министрам иностранных дел и другим соответствующим ведомствам подготовить три проекта соглашений, которые мы с Президентом могли бы потом подписать во время моего визита в Соединённые Штаты Америки.

Первое — по стратегическому оружию — сократить его на 50 процентов и не меньше. Причём с таким расчётом, чтобы уже к концу века полностью ликвидировать это самое смертоносное оружие. Мы исходили из того, что мир ждёт действительно крупных шагов, глубоких сокращений, а не каких-то косметических шагов — только бы успокоить на какой-то период общественное мнение. Пришло время, когда действительно нужны смелые, ответственные действия в интересах всего мира, в том числе народов Советского Союза и Соединённых Штатов Америки.

Первое — по стратегическому оружию — сократить его на 50 процентов и не меньше. Причём с таким расчётом, чтобы уже к концу века полностью ликвидировать это самое смертоносное оружие. Мы исходили из того, что мир ждёт действительно крупных шагов, глубоких сокращений, а не каких-то косметических шагов — только бы успокоить на какой-то период общественное мнение. Пришло время, когда действительно нужны смелые, ответственные действия в интересах всего мира, в том числе народов Советского Союза и Соединённых Штатов Америки.

Конечно, советская и американская делегации, которым было бы поручено готовить проект соглашения по стратегическому оружию, должны были бы хорошо и честно сбалансировать сокращение исторически сложившейся его структуры. Речь идёт о той самой триаде, которая была признана ещё при разработке ОСВ-2. Но когда начали обсуждать этот вопрос с Президентом, в ответ нам вновь было вытащено всё то, что фигурирует на Женевских переговорах, — все уровни, подуровни, словом, много арифметики, и всё для того, чтобы запутать существо вопроса. Тогда мы внесли такое уточнение — сократить наполовину каждую часть стратегических наступательных вооружений: стратегические ракеты наземного базирования, стратегические ракеты на подводных лодках и стратегические бомбардировщики.

Конечно, советская и американская делегации, которым было бы поручено готовить проект соглашения по стратегическому оружию, должны были бы хорошо и честно сбалансировать сокращение исторически сложившейся его структуры. Речь идёт о той самой триаде, которая была признана ещё при разработке ОСВ-2. Но когда начали обсуждать этот вопрос с Президентом, в ответ нам вновь было вытащено всё то, что фигурирует на женевских переговорах, — все эти уровни, подуровни, словом, много арифметики, и всё для того, чтобы запутать существо вопроса. Тогда мы внесли такое уточнение — сократить наполовину каждую часть стратегических наступательных вооружений: стратегические ракеты наземного базирования, стратегические ракеты на подводных лодках и стратегические бомбардировщики.

Американская делегация с этим согласилась. Таким образом, мы договорились по очень крупному вопросу.

Американская делегация с этим согласилась. Таким образом, мы договорились по очень крупному вопросу.

Причём обращаю ваше внимание, что здесь мы пошли на серьёзные уступки.

Помните вы, по-видимому, также, что, когда мы выдвигали в Женеве предложение о 50 процентах сокращений, мы зачисляли и средние ракеты в число стратегического оружия, поскольку они достигали нашей территории. Сейчас мы отказались от этого требования, сняли мы и вопрос о средствах передового базирования.

Причём обращаю ваше внимание, что здесь мы пошли на серьёзные уступки. Вы помните, по-видимому, что, когда мы выдвигали в Женеве предложение о 50-процентных сокращениях, мы зачисляли и средние ракеты в число стратегического оружия, поскольку они достигали нашей территории. Сейчас мы отказались от этого требования, сняли мы и вопрос о средствах передового базирования.

Итак, благодаря этим крупным уступкам состоялась договорённость в Рейкьявике по сокращению стратегического оружия.

Итак, благодаря этим крупным уступкам состоялась договорённость в Рейкьявике по сокращению стратегического оружия.

Второе наше предложение относилось к ракетам средней дальности. Мы предложили поручить подготовить соглашение и по этому типу оружия, имея в виду отказаться от всех до сих пор обсуждавшихся вариантов — промежуточных, временных и так далее — и вернуться к прежнему американскому, т. е. полностью уничтожить американские и советские средние ракеты в Европе. При этом, в отличие от наших женевских предложений, мы оставляли теперь совсем в стороне ядерный потенциал Франции и Англии. Хотя, вы понимаете, это была с нашей стороны очень большая уступка. Ведь эти две страны — союзники США и обладают ядерным потенциалом, который продолжает наращиваться и совершенствоваться. А вся их военная деятельность плотно координируется в рамках НАТО. Это нам доподлинно известно. Тем не менее мы сняли это препятствие к соглашению.

Второе наше предложение относилось к ракетам средней дальности. Мы предложили поручить подготовить соглашение и по этому типу оружия, имея в виду отказаться от всех до сих пор обсуждавшихся вариантов — промежуточных, временных и так далее — и вернуться к прежнему американскому, то есть — полностью уничтожить американские и советские средние ракеты в Европе. При этом, в отличие от наших женевских предложений, мы оставляли теперь совсем в стороне ядерный потенциал Франции и Англии. Хотя, вы понимаете, это была с нашей стороны очень большая уступка. Ведь эти две страны — союзники США и обладают ядерным потенциалом, который продолжает наращиваться и совершенствоваться. А вся их военная деятельность плотно координируется в рамках НАТО. Это нам доподлинно известно. Тем не менее мы сняли это препятствие к соглашению.

Далее. Была озабоченность по Азии. Мы и здесь предложили компромисс: садимся сразу за переговоры и выясняем претензии и находим решение. Понимали мы, что неизбежно встанет вопрос о ракетах дальностью менее тысячи километров. И по этому вопросу мы внесли предложение: замораживаем эти ракеты и вступаем в переговоры об их судьбе.

Далее. Была озабоченность по Азии. Мы и здесь предложили компромисс: садимся сразу за переговоры, выясняем претензии и находим решение. Понимали мы, что неизбежно встанет вопрос о ракетах дальностью менее тысячи километров. И по этому вопросу мы внесли предложение: замораживаем эти ракеты и вступаем в переговоры об их судьбе.

Вот на какие крупные меры мы хотим пойти. Мне кажется, что американцы не ожидали от нас такого, но дискуссию развернули, откровенно заявили, что их не устраивает — убрать свои ракеты из Европы. Начали вновь приглашать нас на промежуточный вариант. Мы же настаивали на полном освобождении Европы от советских и американских ракет средней дальности.

Вот на какие крупные меры мы хотели пойти. Мне кажется, что американцы не ожидали от нас такого, но дискуссию развернули, откровенно заявили, что их не устраивает — убрать свои ракеты из Европы. Начали вновь приглашать нас на промежуточный вариант. Мы же настаивали на полном освобождении Европы от советских и американских ракет средней дальности.

В ходе дискуссии по этому вопросу мы обратили внимание Президента США на то, что он, выходит, отрекается от своего детища — от «нулевого варианта», который в своё время настойчиво предлагал. А мы теперь пошли навстречу.

В ходе дискуссии по этому вопросу мы обратили внимание Президента США на то, что он, выходит, отрекается от своего детища — от «нулевого варианта», который в своё время настойчиво предлагал, хотя теперь пошли ему навстречу.

Дискуссия продолжалась до сегодняшнего дня, острая дискуссия, и мы решили сделать ещё один шаг навстречу: заявили, что при ликвидации американских и советских ракет в Европе соглашаемся оставить по 100 боеголовок на своих средних ракетах в Азии, а американцы — столько же на своих таких же ракетах на территории США.

В конце концов договорились пойти на соглашение и по этому вопросу, хотя в общем-то это опять — крупнейшая наша уступка.

Дискуссия продолжалась до сегодняшнего дня, острая дискуссия, и мы решили сделать ещё один конструктивный шаг заявили, что при ликвидации американских и советских ракет в Европе соглашаемся оставить по 100 боеголовок на своих средних ракетах в Азии, а американцы — столько же на своих таких же ракетах на территории США. В конце концов договорились и по этому типу ядерного оружия, хотя, как я уже сказал, и здесь помогла наша крупная уступка.

Но надо же начинать движение. Я уже не раз об этом говорил. Нужны смелые, нестандартные решения! Если мы будем всё время искать советы в прошлом, пользоваться тем, что относится совсем к другому времени, не обращая внимания на то, где мы находимся сегодня и где мы будем завтра, и что этого завтра вообще может не настать, если мы так будем поступать, то никакого диалога не получится. Надо же начинать с чего-то? И мы пошли на такой шаг, хотя, повторяю, это нелегко для нас. Итак, мы договорились на встрече с Президентом США и по вопросу о ликвидации и сокращении ракет средней дальности.

Надо же начинать движение. Я уже не раз об этом говорил. Нужны смелые, нестандартные решения! Если мы будем всё время искать советы в прошлом, пользоваться тем, что относится совсем к другому времени, не обращать внимания на то, где мы находимся сегодня и где мы будем завтра, и что этого завтра вообще может не настать, если мы так будем поступать, то никакого диалога не получится. Надо же начинать с чего-то? И мы пошли на такой шаг, хотя, повторяю, это нелегко для нас.

В связи с готовностью пойти на глубокие сокращения ядерных вооружений мы поставили вопрос так: коль мы вступаем в конкретный этап ликвидации ядерного оружия, то должна быть полная ясность в отношении контроля. Теперь контроль должен быть ужесточён. Советский Союз выступает за тройной контроль, который бы обеспечил полную уверенность каждой стороны, чтобы она не оказалась в западне, в ловушке. Мы подтвердили свою готовность к любым формам контроля. Ввиду нашей такой позиции и этот вопрос был снят.

В связи с готовностью пойти на глубокие сокращения ядерных вооружений мы поставили вопрос так: коль мы вступаем в конкретный этап ликвидации ядерного оружия, то должна быть полная ясность в отношении контроля. Теперь контроль должен быть ужесточён. И Советский Союз выступает за тройной контроль, который бы обеспечил полную уверенность каждой стороны, чтобы она не оказалась в западне, в ловушке. Мы подтвердили свою готовность к любым формам контроля. Ввиду нашей такой позиции и этот вопрос был снят.

Другая проблема в связи с тем, что мы приступаем к практической ликвидации ядерного оружия — такова у каждой стороны должна быть гарантия, что за это время ни одна из сторон не станет добиваться военного преимущества. По-моему, это совершенно справедливая, законная постановка вопроса — и с политической, и с военной точек зрения.

Другая проблема в связи с тем, что мы приступаем к практической ликвидации ядерного оружия, такова: у каждой стороны должна быть гарантия, что за этот период ни одна из них не станет добиваться военного преимущества. По-моему, это совершенно справедливая, законная постановка вопроса — и с политической, и с военной точек зрения.

С политической: если мы начинаем сокращение, то должны позаботиться о том, чтобы все тормоза, которые сегодня действуют и стоят на пути создания новых видов оружия, были бы не только сохранены, но и укреплены.

С политической: если мы начинаем сокращение, то должны позаботиться о том, чтобы все тормоза, которые сегодня действуют и стоят на пути создания новых видов оружия, были бы не только сохранены, но и укреплены.

С военной точки: действительно надо позаботиться, чтобы не оказалось так, что обе стороны сократили ядерный потенциал, а в это время, пока шёл процесс сокращения, другая — тайно подготовила и перехватила инициативу, добилась военного превосходства. Это недопустимо. Это я отношу к Советскому Союзу. Но мы вправе предъявить такие же требования и к американской стороне. И в этой связи мы поставили вопрос так: когда мы выходим на этап реального, глубокого сокращения, а затем уже через 10 лет ликвидации ядерного потенциала Советского Союза и Соединённых Штатов Америки, то в этот период надо не только не раскачивать механизмы, сдерживающие гонку вооружений, и прежде всего такой, как ПРО, но упрочить их.

И наше предложение сводилось к следующему: мы укрепляем бессрочный Договор ПРО путём того, что стороны берут одинаковые обязательства — в течение ближайших десяти лет они не будут пользоваться правом выхода из этого договора.

С военной точки зрения: действительно надо позаботиться, чтобы, пока шёл бы процесс сокращения, одна из сторон тайком не подготовила и не перехватила бы инициативу и не добилась военного превосходства. Это недопустимо. Это я отношу к Советскому Союзу. Но мы вправе предъявить такое же требование и к американской стороне.

Вот почему мы поставили вопрос так: в обстановке, когда выходим на этап реального, глубокого сокращения, в течение десяти лет — а именно так выглядела у нас вся эта ситуация на встрече — ликвидировался бы ядерный потенциал Советского Союза и Соединённых Штатов Америки, надо не только не раскачивать механизмы, сдерживающие гонку вооружений, но упрочить их, и прежде всего такой, как ПРО. И наше предложение сводилось к следующему. Мы укрепляем бессрочный Договор ПРО одинаковым обязательством обеих сторон, что они в течение этих десяти лет не будут пользоваться правом выхода из договора. Это как раз те десять лет, когда будет происходить сокращение ядерного потенциала.

Правильная, логичная постановка? Логичная.

Серьёзная постановка? Серьёзная.

Отвечающая интересам обеих сторон? Отвечающая интересам обеих сторон.

И одновременно с этим мы высказывались за то, чтобы в течение этих десяти лет все требования ПРО строго соблюдались, запрещалась разработка, испытания космического оружия, остались разрешёнными только исследования, испытания в рамках лабораторий.

Правильная, логичная постановка? Логичная. Серьёзная? Серьёзная. Отвечающая интересам обеих сторон? Да, отвечающая. В нашем предложении мы подчёркивали, что в течение десяти лет все требования ПРО строго соблюдаются, остаются разрешёнными только исследования и испытания в рамках лабораторий.

Что мы этим самым хотели сказать?

Мы знаем приверженность американской администрации, Президента к СОИ. Вероятно, наше согласие на продолжение и на возможность лабораторных испытаний даёт Президенту возможность до конца довести исследования и выяснить, что такое СОИ и с чем её едят. Хотя для многих и для нас уже ясно, что это такое.

Что мы этим самым хотели сказать? Мы знаем приверженность американской администрации, Президента к СОИ. Наше согласие на продолжение лабораторных испытаний давало бы Президенту возможность до конца довести свою идею и выяснить, что же это такое СОИ. Хотя, должен сказать, для многих и для нас уже ясно, что это на самом деле.

И вот тут-то и началась настоящая схватка двух подходов в мировой политике, в том числе по таким вопросам, как прекращение гонки вооружений, как запрещение ядерного оружия.

Американская администрация, Президент настаивали до конца на том, чтобы Америка имела право испытывать и исследовать всё, что относится к СОИ не только в лабораториях, но и за пределами, в том числе в космосе.

Но кто же на это пойдёт? Сумасшедший? Но сумасшедшие, как правило, находятся там, где им положено, на излечении. Во всяком случае, я не вижу их на руководящих постах, особенно у руля государств.

И вот тут-то и началась настоящая схватка двух подходов в мировой политике к таким вопросам, как прекращение гонки вооружений, запрещение ядерного оружия. Президент настаивал до конца на том, чтобы Америка имела право исследовать и испытывать всё, что относится к СОИ, не только в лабораториях, но и за пределами, в том числе в космосе. Но кто же на это может согласиться?

Мы были на грани принятия крупнейших исторических решений, ибо до сих пор речь шла только об ограничении вооружений. Мы принимали решения по ПРО, ОСВ-1, ОСВ-2 и т. д.

И поскольку американская администрация, как мы теперь понимаем, уверовав в своё технологическое преимущество, надеется вырваться через СОИ к военному превосходству, она пошла даже на то, что похоронила уже достигнутые договорённости. Мы же предлагали дать поручение вырабатывать договоры, исходя из практической их реализации. И во время встречи в Вашингтоне их можно было бы подписать. Но американская сторона сорвала это всё.

И вот оказалось: мы были на грани принятия крупнейших исторических решений, ибо до сих пор в прежних договорах — ПРО, ОСВ-1, ОСВ-2 речь шла только об ограничении вооружений, а теперь — значительном сокращении. И поскольку американская администрация, как мы теперь ещё раз убедились, стремится, уверовав в своё технологическое преимущество, вырваться через СОИ к военному превосходству, она пошла на то, чтобы похоронить эти почти достигнутые договорённости, которые мы уже согласовали. Осталось только дать поручение вырабатывать договоры и процедуру — как их практически реализовать. А в Вашингтоне во время моего визита можно было всё это подписать. Американская сторона сорвала это решение.

Я сказал Президенту, что мы упускаем исторический шанс. Ещё никогда не были так близки наши позиции.

Президент, прощаясь, сказал мне, что он разочарован и что я якобы с самого начала приехал с нежеланием находить соглашения и договорённости. Почему это вы из-за одного слова проявляете такую твёрдость в подходе к СОИ и к проблеме испытаний, ко всей этой проблематике? Думаю, дело не в слове, а в существе. Именно здесь ключ к пониманию того, что на уме у американской администрации. А по-моему, у неё на уме то, что на уме, теперь я уже вижу, у американского военно-промышленного комплекса. Она в его власти, и Президент не свободен, чтобы принять такое решение. Мы делали перерывы, проводили дискуссии, и я вижу, Президент не получил поддержки. И поэтому сорвалась наша встреча, когда уже мы были близки к тому, чтобы выйти на исторические итоги.

Вот такая драматическая ситуация сложилась на этой встрече, когда, несмотря на весьма значительные уступки с нашей стороны, мы не смогли договориться.

Я сказал Президенту: мы упускаем исторический шанс. Ещё никогда не были так близки наши позиции. Президент, прощаясь, сказал мне, что он разочарован и что я, мол, приехал с нежеланием подписывать соглашение, договорённость. Почему, говорил он, вы из-за одного слова проявляете такую твёрдость в подходе к СОИ и к проблеме испытаний? Я ему ответил: дело не в слове, а в существе.

В подходе американской администрации к СОИ — ключ к пониманию того, что у неё на уме. А у неё на уме то, что на уме у американского военно-промышленного комплекса. Она в его власти, и Президент не свободен принять такое решение.

Мы делали перерывы, возобновляли дискуссии, и я видел, что Президент не получил поддержки. Вот почему сорвалась встреча, провалилась договорённость, когда уже мы были близки к тому, чтобы выйти на исторический итог. Такова драматическая ситуация, которая сложилась на встрече в Рейкьявике, когда, несмотря на весьма значительные уступки с нашей стороны, мы не смогли договориться.

В своё время хоть и трудный был у нас диалог с США, но он продолжался после Женевы, и я высказывал Президенту свою точку зрения относительно того, какой должна быть наша встреча во время моего визита в Соединённые Штаты Америки. Она вам известна.

Это не условие, это, я думаю, понимание нашей ответственности: и моей, и Президента. Она диктует именно так подходить к будущей встрече в Вашингтоне. Нам нужна встреча результативная. Она должна действительно привести к ощутимым результатам, и кардинальным изменениям и шагам, особенно в таких жгучих вопросах, как контроль над ядерным вооружением, предотвращение гонки вооружений, ликвидация ядерного оружия.

Я ему говорил в письмах и сказал на нашей встрече: нельзя нам с Вами, господин Президент, допустить того, чтобы наша встреча в Вашингтоне провалилась. Вот почему я высказался за то, чтобы нам встретиться безотлагательно. У нас есть что внести конструктивного для того, чтобы договориться и выйти на встречу в Вашингтоне с серьёзными предложениями, серьёзными решениями.

В своё время хоть и трудный был у нас диалог с США, но он продолжался после Женевы. Я высказывал Президенту свою точку зрения относительно того, какой должна быть наша встреча в Соединённых Штатах Америки во время моего визита. Она не условие, а понимание нашей ответственности: и моей, и Президента. Ответственность диктует именно так подходить к будущей встрече в Вашингтоне.

Встреча нужна результативная. Она должна действительно привести к ощутимым результатам и кардинальным изменениям, особенно в таком жгучем вопросе, каким является контроль над ядерным вооружением, прекращение гонки вооружений, ликвидация ядерного оружия. Я писал Президенту в письмах и сказал на нашей встрече: нельзя нам с Вами, господин Президент, допустить, чтобы наша встреча в Вашингтоне провалилась. Поэтому же я высказался за то, чтобы встретиться безотлагательно, что и произошло теперь здесь, в Рейкьявике. У нас есть что конструктивно внести и договориться на встрече в Вашингтоне, серьёзные предложения, серьёзные проекты решений.

Я ни на одну минуту не могу допустить, что если бы мы встретились в Вашингтоне, то эта встреча провалилась. И что тогда, вообще говоря, должны думать люди — и в Советском Союзе, и в США, и во всём мире. Что же это за политики стоят во главе двух таких огромных государств. Они встречаются, переписываются, состоялась у них уже третья встреча, и ни о чём не могут договориться. Это, я считаю, было бы просто скандальным исходом, с непредсказуемыми последствиями. Этого мы просто не можем допустить. Это вызвало бы разочарование во всём мире, а не только в наших странах. Вот, собственно, замысел встречи в Вашингтоне, как мы её должны провести и с какими результатами. Это и подтолкнуло нас к инициативе проведения рабочей встречи здесь, в Рейкьявике, чтобы по-деловому разобраться во всём, внимательно выслушать друг друга, попытаться найти взаимные точки соприкосновения, найти общие подходы, которые бы отвечали интересам и наших двух стран, интересам и наших союзников, и народов всех стран.

Я не могу себе допустить и мысли — ни на минуту, чтобы встреча в Вашингтоне провалилась. Что тогда, вообще говоря, должны думать люди — и в Советском Союзе, и в США, и во всём мире. Что же это за политики стоят во главе двух таких огромных государств, с которыми в значительной мере связана судьба всего мира? Они встречаются, переписываются, уже третья встреча у них, и ни о чём не могут договориться! Такой исход, я считаю, был бы просто скандальным, с непредсказуемыми последствиями.

Этого мы допустить не можем. Это вызвало бы разочарование во всём мире, не только в наших странах. Вот, собственно, замысел встречи в Вашингтоне, какой она должна быть, с какими результатами. Такое понимание и подтолкнуло нас, повторяю, к инициативе о проведении рабочей встречи здесь, в Исландии, в Рейкьявике, чтобы по-деловому разобраться во всём, внимательно выслушать друг друга, попытаться найти точки соприкосновения, общие подходы, которые бы отвечали интересам и наших двух стран, интересам наших союзников и народов всех стран.

К сожалению, американцы приехали на эту встречу с пустыми руками, с нафталинным набором, от которого уже задыхаются женевские переговоры. Мы, как видите, внесли свои предложения, чтобы сломать эту ситуацию, открыть дорогу и перейти на новый этап, действительно решить назревшие вопросы.

Ну вот, я вам рассказал, что произошло.

А американцы всё-таки приехали сюда с пустыми руками, с нафталинным набором, от которого уже задыхаются женевские переговоры. Мы, чтобы сломать сложившуюся ситуацию, открыть дорогу, вывести процесс переговоров на новый этап и действительно решать вопросы, внесли предложения, о которых я вам рассказал. А что произошло, вы тоже теперь знаете.

Что же делать?

Остаются Соединённые Штаты как реальность, остаётся Советский Союз как реальность. Какой-то герой одного нашего русского писателя собирался закрыть Америку — ему это не удалось. Мы свободны от этого комплекса. Америка — это реальность, да ещё какая реальность. Советский Союз, по-моему, — это тоже внушительная реальность. Но и весь мир тоже реальность. И сейчас нельзя заработать не только авторитета, но и прежде всего решить проблемы, если не учитывать реальности нынешнего мира.

Что же делать дальше? Остаются Соединённые Штаты как реальность, да ещё какая реальность, остаётся Советский Союзкак тоже внушительная реальность. Герой одного нашего русского писателя собирался, вы знаете, Америку «закрыть». Мы свободны от такого комплекса. Америка — это реальность. Но не только СССР и США — весь современный мир реальность. И сейчас нельзя не только заработать авторитета, а главное — решить проблемы, если не учитывать этой реальности нынешнего мира.

На этой встрече мы почувствовали дефицит нового мышления. И опять появился этот призрак погони за военным превосходством. Я встречался летом с господином Никсоном, и он в беседе тогда мне сказал: я имею основания, опираясь на свой внушительный жизненный и политический опыт, сказать, что погоня за этим призраком завела нас далеко. И теперь мы не знаем, как выбраться из этих завалов, какими являются накопленные горы ядерного оружия. Всё это осложняет, отравляет обстановку в мире.

А вот что мы очень почувствовали на этой встрече, так это дефицит нового мышления. Опять возник перед нами этот призрак погони за военным превосходством. Летом я встречался с господином Никсоном, и он мне тогда сказал: опираясь на свой огромный жизненный и политический опыт, имею право сделать вывод, что погоня за этим призраком завела нас далеко. И теперь мы не знаем, как выбраться из этих завалов, какими являются накопленные горы ядерного оружия. Всё это осложняет, отравляет обстановку в мире.

Думаю, тем не менее, что здесь наметились договорённости. Их только не удалось оформить.

Мы вносили наши предложения в пакете. Я думаю, вы понимаете, почему это сделано. Но тем не менее сам путь, который мы прошли к таким договорённостям о крупных сокращениях ядерного оружия, это уже огромный опыт, который мы получили здесь, и приобретения огромные.

Думаю, тем не менее, что всё то, что состоялось здесь, — а ведь были уже почти готовые договорённости, их только не удалось оформить — имеет большое значение. Мы вносили свои предложения в пакете. Думаю, вы понимаете, почему это делалось. И сам путь, который мы прошли здесь, в Исландии, к таким крупным договорённостям о столь значительных сокращениях ядерного оружия, это уже огромный опыт, который мы получили здесь, это огромные приобретения.

Думаю, что нужно будет и Президенту США, и нам обдумать всю ситуацию, которая в конечном итоге сложилась здесь на встрече, и ещё раз вернуться и попытаться перешагнуть через то, что нас разделяет. Мы ведь о многом уже договорились, через многое прошли. Возможно, Президенту надо посоветоваться с конгрессом, с политическими кругами, с американской общественностью. Пусть всё это обдумает Америка. Мы подождём, не снимая наши предложения, которые мы обнародовали, ведь, по сути дела, мы договорились по ним. Это во-первых.

Думаю, что нужно ещё обдумать и Президенту США, и нам всю ситуацию, которая в конечном итоге сложилась здесь на встрече, ещё раз вернуться к обсуждавшимся вопросам и попытаться перешагнуть через то, что нас разделяет. Мы ведь о многом уже договорились, через многое прошли. Возможно, Президенту надо посоветоваться и с конгрессом, и с политическими кругами, и с американской общественностью.

Пусть обдумает Америка. Мы подождём, не снимая наши предложения, которые мы обнародовали, и по сути дела подошли к тому, чтобы договориться по ним. Это во-первых.

Во-вторых, я думаю, что все реалистические силы в мире должны сейчас действовать. Мы все живущие в социалистическом мире, в капиталистическом мире, в развивающемся мире имеем сейчас уникальный шанс: наконец, реально взяться за прекращение гонки вооружений, запретить ядерное оружие, уничтожить его и отвести от человечества ядерную угрозу. В связи с этим мы и внесли предложение Президенту США: давайте договоримся о том, чтобы сразу по завершении встречи в Рейкьявике сесть за переговоры по запрещению ядерных взрывов. Причём мы предложили: пусть это будет процесс, в ходе которого мы могли бы рассмотреть на каком-то этапе, может быть, даже в первоочередном плане, и вопрос о порогах, и о мощности ядерных взрывов, и о количестве ядерных взрывов в год, и о судьбе договоров 1974 года и 1976 года и шли бы дальше к разработке полномасштабного договора о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов.

Во-вторых, я думаю, что все реалистические силы в мире должны сейчас действовать. Все живущие на Земле — в социалистическом мире, в капиталистическом мире, в развивающемся мире имеют сейчас уникальный шанс наконец реально взяться за прекращение гонки вооружений, запретить ядерное оружие, уничтожить его и отвести от человечества ядерную угрозу. Этой задаче было подчинено и наше предложение Президенту давайте договоримся о том, чтобы наши представители сразу по завершении встречи в Рейкьявике сели за переговоры по запрещению ядерных взрывов. Причём мы подошли гибко, заявили, что рассматриваем это как процесс, в ходе которого можно было бы рассмотреть на каком-то этапе, может быть, даже в первоочередном порядке, и вопрос о «порогах» мощности ядерных взрывов, и вопрос о количестве ядерных взрывов в год, и о судьбе договоров 1974–1976 годов и, таким образом, шли бы к разработке полномасштабного договора о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов.

Я скажу, мы были близки к нахождению формулы и по этому вопросу. Мы сказали американской стороне: мы не требуем от вас моратория. Дело ваше. Вы отчитывайтесь перед своим конгрессом, перед народом, о том, как вы в ходе переговоров, которые мы начнём, будете продолжать ядерные взрывы, или вы присоединитесь к нашему мораторию. Но давайте сядем за полномасштабные переговоры для выработки соглашения о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов.

Мы были близки к нахождению формулы и по этому вопросу. Кстати, мы сказали на встрече: не требуем от вас моратория. Дело ваше. Вы отчитываетесь перед своим конгрессом, перед народом, будете ли вы, после того как начнутся переговоры, продолжать взрывать, или вы присоединитесь к нашему мораторию. Это дело ваше. Но давайте сядем за полномасштабные переговоры для выработки соглашения о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов.

По пути мы рассмотрим и вопросы, о которых вы говорите: о контроле, о порогах, о количестве ядерных взрывов, о договорах 1974–1976 годов. Всё это можно рассмотреть, проходило сближение. Но когда произошёл разрыв по ПРО, когда оборвалась вся дискуссия и приостановились все поиски, мы прекратили нашу встречу.

Таким образом, и здесь проходило сближение. Но когда произошёл разрыв по ПРО, тогда оборвалась и вся дискуссия, приостановились все поиски. Мы прекратили нашу встречу.

Я думаю, сейчас мы с американцами должны всё обдумать, да и мировое общественное мнение должно обдумать сложившуюся ситуацию в мире по главному вопросу, который беспокоит народы всех стран: вопросы войны и мира, вопросы ядерной угрозы. Мне думается, и я не преувеличиваю, всё, что мы предлагали Президенту, отвечает интересам и американского народа, и народов всех стран. Если кому-то так не кажется, то мы вправе всем миром сказать сегодня: пусть прислушается к тому, что требуют американский народ, советский народ, народы всех стран.

Я думаю, сейчас мы с американцами должны всё обдумать, да и мировое общественное мнение должно обдумать сложившуюся ситуацию по главному вопросу, который беспокоит народы всех стран, — по вопросу войны и мира, ядерной угрозы. Мне думается, я не преувеличиваю, когда считаю, что всё, что мы предлагали Президенту, отвечает интересам и американского народа, и народов всех стран. Если кому-то так не кажется, то пусть как следует прислушается к тому, что требуют американский народ, советский народ, все народы.

Я приехал сюда на встречу и сказал, что пришло время действий. Эти слова оказались пророческими.

Действительно, время действий настало, и нам нельзя его терять. Мы будем действовать. Мы от своей линии на мир, на борьбу против гонки вооружений, за запрещение ядерного оружия, за ликвидацию ядерного оружия, за то, чтобы отвести угрозу от всего земного шара, не отступим. И я думаю, мы будем в этой борьбе не одиноки.

Приехав сюда на встречу, я сказал, что пришло время действий. Действительно, время действий настало, и нам нельзя его терять. Мы будем действовать. Мы от своей линии на мир, на борьбу против гонки вооружений, за запрещение и ликвидацию ядерного оружия, за то, чтобы отвести угрозу от всего земного шара, не отступим. И я уверен, мы в этой борьбе не одиноки.

Вот что я хотел вам сказать сейчас, сразу после завершения встречи. Видимо, я мог бы и больше сказать, если бы у меня было больше времени, чтобы обдумать всё, что произошло. Но мне кажется, я выражался вполне ясно и определённо по всем вопросам.

Вот что я хотел вам сказать сейчас, сразу после завершения встречи. Видимо, я мог бы и больше сказать, если бы у меня было больше времени обдумать всё, что произошло. Но мне кажется, я выражался вполне ясно и определённо по всем вопросам.

Я сейчас не говорю о том, что мы касались многих других вопросов. Мы говорили по гуманитарным вопросам, и там выходили на конкретные проблемы. Работали две группы экспертов. Вы об этом, наверное, уже знаете. Во главе одной — от нас был Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба Ахромеев, от американской стороны — Пол Нитце. Они работали практически всю ночь.

В ходе бесед с Президентом мы касались и многих других вопросов. Мы говорили по гуманитарным вопросам, и тут выходили на конкретные проблемы. Работали две группы экспертов. Вы об этом, наверное, знаете. Во главе одной — от нас был Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба Ахромеев, от американской стороны — Пол Нитце. Они работали практически всю ночь.

Группу по гуманитарным вопросам с нашей стороны возглавлял заместитель министра иностранных дел Бессмертных, со стороны американцев — заместитель госсекретаря Риджуэй.

Группу по гуманитарным вопросам с нашей стороны возглавлял заместитель министра иностранных дел Бессмертных, со стороны американцев — заместитель госсекретаря госпожа Риджуэй.

Там тоже был интересный обмен мнениями, и определённые договорённости, которые там имели место, могли бы стать составной частью итогового документа. Но поскольку разрушилось главное, остановился весь процесс.

Там тоже был интересный обмен мнениями. И определённое взаимопонимание, которое там имело место, могло бы стать составной частью итогового документа. Но поскольку разрушилось главное, остановился весь процесс.

Как видите, в общем была интересная встреча, важная, многообещающая встреча. Но пока она завершилась вот таким образом.

Как видите, в общем была интересная встреча, важная, многообещающая. Но пока она завершилась вот таким образом.

Не будем впадать в отчаяние. Я думаю, встреча вывела нас на очень важный этап понимания того, где мы находимся. И она показала, что договорённости возможны. В этом я убеждён.

Не будем впадать в отчаяние. Я думаю, встреча вывела нас на очень важный этап — этап понимания, где мы находимся. И она показала, что договорённости возможны. В этом я убеждён.

Благодарю вас за внимание.

Неужели у вас даже после такой моей подробной речи ещё будут вопросы? Ну давайте. До зари будем сидеть.

Вопрос (чехословацкое телевидение). Михаил Сергеевич, Вы сказали, здесь, в Рейкьявике, был упущен исторический шанс. Когда, но Вашему мнению, может появиться новый шанс?

Благодарю вас за внимание.

Неужели у вас даже после такой моей подробной речи ещё будут вопросы? Ну давайте. До зари будем сидеть.

Вопрос (чехословацкое телевидение). Михаил Сергеевич, Вы сказали, здесь, в Рейкьявике, был упущен исторический шанс. Когда, но Вашему мнению, может появиться новый шанс?

Ответ. Я бы, знаете, дал на это оптимистический ответ. Потому что уже многое проделано и накануне встречи, и на самой встрече. И если мы с реалистических позиций и в Соединённых Штатах, в Белом доме, и у нас в советском руководстве ещё раз всё обдумаем и проявим реализм и ответственность, то ещё не потеряна возможность, чтобы решить эти вопросы.

Ответ. Я бы, знаете, дал на это оптимистический ответ. Потому что уже многое проделано и накануне встречи, и на самой встрече. И если с реалистических позиций и в Соединённых Штатах, в Белом доме, и у нас в советском руководстве ещё раз всё обдумаем и проявим ответственность, то ещё не потеряна возможность решить уже поставленные вопросы.

Вопрос (японская телекомпания Эн-эйч-кей). Значит ли, что диалог с США, с администрацией Рейгана ещё продолжается? Или Вы думаете, что для продуктивного диалога с Рейганом возможностей остаётся очень мало?

Ответ. Я думаю, что сейчас ещё больше возросла необходимость в диалоге, каким бы он ни был трудным.

Вопрос (газета «Правда»). Михаил Сергеевич, как Вы считаете, всё-таки почему американская администрация пошла на срыв переговоров, приняв такое безответственное решение, игнорируя мировое общественное мнение?

Вопрос (японская телекомпания Эн-эйч-кей). Значит ли, что диалог с США, с администрацией Рейгана ещё продолжается? Или Вы думаете, что для продуктивного диалога с Рейганом возможностей остаётся очень мало?

Ответ. Я думаю, что сейчас ещё больше возросла необходимость в диалоге, каким бы он ни был трудным.

Вопрос (газета «Правда»). Михаил Сергеевич, как Вы считаете, всё-таки почему американская администрация пошла на срыв переговоров, приняв такое безответственное решение, игнорируя мировое общественное мнение?

Ответ. По-моему, Америка должна ещё определиться. Она, по-моему, ещё не определилась. И это, как мы чувствовали, сказывалось на позиции Президента.

Ответ. По-моему, Америка должна ещё определиться. Она, кажется, ещё не определилась. И это, как мы чувствовали, сказывалось на позиции Президента.

Вопрос (Австралийская радиовещательная корпорация). Вы сказали, что Президент Рейган находится в плену военно-промышленного комплекса. Значит ли это, что следующие два года будут безрезультатными? Есть ли у Вас надежда, что следующий президент США не будет в плену этого комплекса?

Вопрос (Австралийская радиовещательная корпорация). Вы сказали, что Президент Рейган находится в плену военно-промышленного комплекса. Значит ли это, что следующие два года будут безрезультатными? Есть ли у Вас надежда, что следующий президент США не будет в плену этого комплекса?

Ответ. При всём том, что ныне представляет военно-промышленный комплекс, и при всём том, какой вес он занимает в сегодняшней Америке, не будем переоценивать его возможности. Решающее слово за народом в любой стране, в том числе и за американским народом.

Ответ. При всём том, что ныне представляет собой военно-промышленный комплекс, и при всём том, какой вес он занимает в сегодняшней Америке, не будем переоценивать его возможности. Решающее слово за народом в любой стране, в том числе и за американским народом.

Вопрос (исландское радио и телевидение). После негативного результата встречи попытается ли Советский Союз противопоставить что-либо американской программе СОИ и не запустит ли он на полную мощь свою программу космических вооружений?

Вопрос (исландское радио и телевидение). После негативного результата встречи попытается ли Советский Союз противопоставить что-либо американской программе СОИ и не запустит ли он на полную мощь свою программу космических вооружений?

Ответ. Я думаю, вы поняли смысл советской позиции. Если сейчас мы подошли к этапу, на котором начинаем глубокое сокращение ядерного оружия — и стратегического, и средних ракет, а мы с американцами уже выходили на договорённость сделать это в течение десяти лет, то мы вправе требовать, чтобы в этот период мы были гарантированы, что ничего неожиданного, непредвиденного не произойдёт. Это включает и такую сферу, как космос и развёртывание космической ПРО.

Ответ. Я думаю, вы поняли смысл советской позиции. Если сейчас мы подошли к этапу, на котором начинаем глубокое сокращение ядерного оружия — и стратегического, и средних ракет а мы с американцами уже выходили на договорённость сделать это в течение десяти лет, то мы вправе требовать, чтобы в этот период мы были гарантированы, что ничего неожиданного, непредвиденного не произойдёт. Это включает и такую сферу, как ПРО, и особенно её космический эшелон.

Я сказал Президенту (может быть, я немного приоткрою занавес над нашим обменом мнениями), что нас СОИ в военном отношении не беспокоит. По-моему, и в Америке уже никто не верит, что можно создать такую систему. Более того, если в конце концов Америка решится на это, наш ответ не будет симметричным. Правда, сказал я ему: г-н Президент, Вы знаете, что меня уже сделали вашим соратником по СОИ. Он удивился этому. Оказывается, я говорю, в связи с тем, что я так остро критикую СОИ, это даёт Вам самый убедительный аргумент, что СОИ нужна. Вы просто говорите: раз Горбачёв против, то значит, это хорошее дело. И вы собираете аплодисменты и финансирование. Правда, появились циники и скептики, они говорят: а вдруг это коварный замысел Горбачёва — самому не втягиваться в СОИ, а Америку разорить. Вы уж разберитесь сами. Во всяком случае нас СОИ не пугает. Это я уверенно заявляю, потому что в таких вопросах заниматься блефом — дело безответственное. Ответ на СОИ будет. Асимметричный, но будет. При этом нам не придётся жертвовать многим.

Я сказал Президенту, что нас СОИ в военном отношении не беспокоит. По-моему, и в Америке уже мало кто верит, что можно создать такую систему. Более того, если в конце концов Америка решится на это, наш ответ не будет симметричным. Правда, сказал я Президенту, Вы знаете, что меня уже сделали вашим соратником по СОИ. Он удивился. Оказывается, говорю, в связи с тем, что я так остро критикую СОИ, это даёт Вам самый убедительный аргумент, что СОИ нужна. Вы просто говорите: раз Горбачёв против, значит, это хорошее дело. И вы собираете аплодисменты и финансирование. Правда, появились циники и скептики, они говорят: а вдруг это коварный замысел Горбачёва — самому не втягиваться в СОИ, а Америку разорить. Так что пусть разбираются сами. Во всяком случае нас СОИ не пугает. Это я уверенно заявляю, потому что в таких вопросах заниматься блефом — дело безответственное. Ответ на СОИ будет. Асимметричный, но будет. При этом нам не придётся жертвовать многим.

Но в чём её опасность? Первое — опасность политическая. Сразу создаётся ситуация, которая вносит неопределённость, подогревает недоверие друг к другу, подозрение. И тогда уж тут не до сокращений ядерного оружия. Короче говоря, для того чтобы мы основательно занялись сокращением ядерного оружия, нужна совсем другая ситуация. Во-вторых, есть всё-таки и военная сторона. Через СОИ можно выйти на новые виды оружия. Это мы тоже компетентно можем сказать. И выйти на совершенно новый этап гонки вооружений, который непредсказуем серьёзными последствиями.

Но в чём её опасность? Первое — опасность политическая. Сразу создаётся ситуация, которая вносит неопределённость, подогревает недоверие друг к другу, подозрение. И тогда уж тут не до сокращений ядерного оружия. Короче говоря, для того чтобы основательно заняться сокращением ядерного оружия, нужна совсем другая ситуация. Во-вторых, есть всё-таки и военная сторона. Через СОИ можно выйти на новые виды оружия. Это мы тоже компетентно можем сказать. И выйти на совершенно новый этап гонки вооружений, с очень серьёзными последствиями.

Получается, что, с одной стороны, мы договариваемся начинать сокращать ядерное оружие сегодня самое опасное и страшное, а с другой стороны мы должны благословлять исследования, и даже в космосе проводить их, в натуре, для того чтобы создать новейшее оружие. Это же не согласуется с нормальной логикой.

Получается, что, с одной стороны, мы договариваемся начинать сокращать ядерное оружие, сегодня оно самое опасное и страшное. А с другой стороны, мы должны благословлять исследования, и даже в космосе проводить их, чтобы создать новейшее оружие. Это же противоречит нормальной логике.

Вопрос (газета «Вашингтон пост»). Вы только что провели ещё одну встречу с Президентом Рейганом после двух дней заседаний. Какое у Вас сложилось впечатление от Президента как от политического деятеля? Считаете ли Вы, что он разделяет Ваше чувство ответственности за судьбы мира?

Вопрос (газета «Вашингтон пост»). Вы только что провели ещё одну двухдневную встречу с Президентом Рейганом. Какое у Вас сложилось впечатление от Президента как от политического деятеля? Считаете ли Вы, что он разделяет Ваше чувство ответственности за судьбы мира?

Ответ. У меня такое впечатление, что мы с г-ном Рейганом можем продолжать и диалог и заниматься поисками развязок крупных, животрепещущих проблем, в том числе и тех, о которых я говорил.

Ответ. У меня такое впечатление, что мы с господином Рейганом можем продолжать диалог и заниматься поисками развязок крупных, животрепещущих проблем, в том числе и тех, о которых я говорил.

Вопрос (датское телевидение). С учётом неудовлетворительных итогов данного совещания. Означает ли это, что не будет достигнуто прогресса по вопросу запрещения ядерных испытаний и по другим вопросам, которые обсуждались вчера и сегодня. Увязывается ли этот вопрос — запрещение ядерных испытаний с другими вопросами, которые рассматривались на этих заседаниях?

Вопрос (датское телевидение). С учётом неудовлетворительных итогов данной встречи, означает ли это, что не будет прогресса по вопросу о запрещении ядерных испытаний и по другим вопросам, которые обсуждались вчера и сегодня? Увязывается ли запрещение ядерных испытаний с другими вопросами, которые рассматривались в Ваших беседах?

Ответ. Я уже ответил на этот вопрос. Мы считаем, что на этом не обрываются ни наши контакты с американцами и с Президентом и тем более международные отношения. Поиски продолжаются и будут продолжаться. И то, что произошло здесь, в Исландии, тем более должно стать мощным стимулом к тому, чтобы мы все сейчас почувствовали, что надо включаться в общую борьбу за нормализацию международной обстановки, за поиск выходов из тупиковых ситуаций, в том числе и тех, о которых речь шла здесь, в Рейкьявике, и, собственно, один из тупиков здесь тоже возник. Но я оптимист.

Ответ. Я уже ответил на этот вопрос. Мы считаем, что на этом не обрываются ни наши контакты с американцами и с Президентом, ни тем более международные отношения. Поиски продолжаются и будут продолжаться. И то, что произошло здесь, в Исландии, тем более должно заставить всех почувствовать, что надо включаться в общую борьбу за нормализацию международной обстановки, за поиск выходов из тупиковых ситуаций, в том числе и тех, о которых речь шла здесь, в Рейкьявике. Собственно, один из тупиков здесь и возник. Но я оптимист.

Вопрос (телевидение ГДР). Вы сказали, что встреча не дала результатов. Означает ли это, что она была бесполезной? Как Вы считаете, стал ли мир после встречи в Рейкьявике надёжнее?

Вопрос (телевидение ГДР). Вы сказали, что встреча не дала результатов. Означает ли это, что она была бесполезной? Как Вы считаете, стал ли мир после встречи в Рейкьявике надёжнее?

Ответ. Я думаю, вы хорошо продумали свой вопрос. У наших немецких друзей мне всегда нравится точность выражений, в том числе и мыслей. Я думаю, то, что произошло в Рейкьявике, несмотря на то, что мы завершили нашу встречу, не договорившись по вопросам, к которым мы, кажется, нашли подходы, — это печально, это разочаровывает. Но я бы не назвал эту встречу безрезультатной. Наоборот, она всё-таки ступень в сложном и трудном диалоге в поисках решений. Ведь мы в общем-то ищем нелёгкие решения по нелёгким вопросам. Поэтому давайте не будем сеять по миру панику. Но в то же время надо сказать, что мир должен знать всё, что происходит, с тем, чтобы он себя не чувствовал сторонним наблюдателем. Сейчас подошло время активных действий всех сил.

Ответ. Я думаю, вы хорошо продумали свой вопрос. У наших немецких друзей мне всегда нравится точность выражений, в том числе и мыслей. То, что мы завершили встречу, не договорившись по вопросам, к которым мы, кажется, нашли подходы, — это, конечно, печально, это разочаровывает. Несмотря на это, я бы не назвал встречу бесполезной. Наоборот, она ступень в сложном и трудном диалоге в поисках решений. Ведь мы в общем-то ищем нелёгкие решения по нелёгким вопросам. Поэтому давайте не будем сеять по миру панику. В то же время надо, чтобы мир знал всё, что происходит, и не чувствовал себя сторонним наблюдателем. Сейчас подошло время активных действий всех сил.

Вопрос (американская телекомпания Эй-би-си). Господин Генеральный секретарь, я не понимаю, почему, когда Вы с Президентом Рейганом имели возможность добиться соглашения по сокращению ядерных вооружений, советская сторона не согласилась с исследованиями по СОИ. И Вы в своё время ведь говорили в Женеве, что Вы готовы заплатить большую цену за сокращение ядерных вооружений. И сейчас, когда были такие возможности, Вы их упустили.

Вопрос (американская телекомпания Эй-би-си). Господин Генеральный секретарь, я не понимаю, почему, когда Вы с Президентом Рейганом имели возможность добиться соглашения по сокращению ядерных вооружений, советская сторона не согласилась с исследованиями по СОИ. Ведь Вы сами в своё время говорили в Женеве, что готовы заплатить большую цену за сокращение ядерных вооружений. И сейчас, когда были такие возможности, Вы их упустили.

Ответ. В вашем вопросе уже содержится элемент критики, поэтому я отвечу на него более подробно.

Ответ. В вашем вопросе уже содержится элемент критики, поэтому я отвечу на него подробно.

Во-первых, Президент США приехал в Рейкьявик с пустыми руками и с пустыми карманами. Американская делегация, я бы сказал, нам привезла хлам с женевских переговоров. И только благодаря далеко идущим предложениям советской стороны мы смогли выйти на очень крупные договорённости (они не были оформлены, я оговариваюсь) по сокращению стратегических наступательных вооружений, по средним ракетам. Естественно, что мы надеялись в этих условиях, и я думаю, это вполне понятно и политику, и военному, и просто нормальному человеку, что если мы подписываем подобные договорённости о крупных сокращениях ядерного оружия, то надо позаботиться о том, чтобы не произошло ничего, что бы сорвало этот трудный процесс, к которому мы шли десятилетия. И тогда мы поставили вопрос о том, что мы — за упрочение договора ПРО. Американская сторона всё время подкапывается под ПРО. Она уже поставила под сомнение ОСВ-2, и теперь ей хотелось бы в Рейкьявике организовать похороны ПРО, причём с участием Советского Союза и Горбачёва. Это не пройдёт. Весь мир бы нас не понял. И я в этом убеждён.

Во-первых, Президент США приехал в Рейкьявик с пустыми руками. Американская делегация, я бы сказал, нам привезла хлам с женевских переговоров. И только благодаря далеко идущим предложениям советской стороны мы смогли близко подойти к очень крупным договорённостям (оговариваюсь: они не были оформлены) по сокращению стратегических наступательных вооружений, по средним ракетам. Естественно, мы надеялись, что в этих условиях и я думаю, это вполне понятно и политику, и военному, и просто нормальному человеку, — раз мы подписываем подобные крупные договорённости, надо позаботиться, чтобы не произошло ничего, что сорвало бы этот трудный процесс, к которому мы шли десятилетия. Я уже говорил, что имеется в виду. Добавлю: американская сторона давно уже подкапывается под ПРО. Она уже поставила под сомнение ОСВ-2, и теперь ей хотелось бы в Рейкьявике организовать похороны ПРО, причём с участием Советского Союза и Горбачёва. Это не пройдёт. Весь мир бы нас не понял. И я в этом убеждён.

Все, кто здесь сидит, — все убеждены в этом, что если мы ещё начнём атаковывать ПРО — последний механизм, столько сделавший для того, чтобы всё-таки сдержать процесс гонки вооружений, — тогда мы ничего не стоим как политики. Но мало сохранить его условия, когда начинаются глубокие сокращения ядерных вооружений, мы считаем, что этот договор надо упрочить. И мы предложили механизм упрочения — не пользоваться в течение 10 лет, за которые мы и сократим полностью, уничтожим ядерный потенциал в наших странах, — не пользоваться правом выхода из ПРО. В то же время, чтобы никто не стремился — ни Советский Союз обойти Америку в исследованиях по космосу и вырваться вперёд, так сказать, добиться военного превосходства, ни Америка по отношению к Советскому Союзу, мы сказали: мы — за лабораторные исследования и испытания, но против выхода с этими исследованиями и испытаниями частей космического ПРО в космос. Вот наше требование. Таким образом, наше требование в этом случае тоже было конструктивным, учитывающим позиции Америки. Если бы она согласилась, она получала бы возможность в рамках продолжения лабораторных исследований решать свои вопросы, но без попыток создать космическую ПРО. Я думаю, тут логика, как говорят дети, железная. У детей тоже надо иногда учиться.

Если мы начнём ещё атаковывать и ПРО — последний механизм, столько сделавший для того, чтобы всё-таки сдержать процесс гонки вооружений, — тогда мы ничего не стоим как политики. Но мало сохранить его, когда начинаются глубокие сокращения ядерных вооружений, его надо упрочить. И мы предложили механизм упрочения — не пользоваться в течение десяти лет, за которые мы и сократим полностью, уничтожим ядерный потенциал в наших странах, — не пользоваться правом выхода из ПРО.

В то же время, чтобы никто не стремился — ни Советский Союз обойти Америку в исследованиях по космосу и вырваться вперёд, добиться военного превосходства, ни Америка в отношении Советского Союза, мы сказали: мы — за лабораторные исследования и испытания, но против выхода с этими исследованиями и испытаниями частей космического ПРО в космос. Вот наше требование. Таким образом, наше требование в этом случае тоже было конструктивным, учитывающим позиции партнёра. Если бы на это согласились, администрация получала бы возможность в рамках лабораторных исследований решать свои вопросы, но без попыток создать космическую ПРО. Я думаю, тут логика, как говорят дети, железная. У детей тоже надо иногда учиться.

Теперь дадим слово женщинам.

Вопрос (газета «Гардиан»). Планирует ли Советский Союз какие-то новые инициативы в отношении Западной Европы после того, что произошло в Рейкьявике?

Теперь дадим слово женщинам.

Вопрос (газета «Гардиан»). Планирует ли Советский Союз какие-то новые инициативы в отношении Западной Европы после того, что произошло в Рейкьявике?

Ответ. Я думаю, Западная Европа слышит, что я говорю, и если она подумает и внимательно изучит наши предложения, то обнаружится, что они отвечают интересам Западной Европы. Мы понимаем, что не можем безразлично относиться к интересам Западной Европы, в которой пускают корни ростки нового мышления и в которой нарастает ответственность за сохранение и упрочение нашего европейского дома.

Ответ. Я думаю, Западная Европа слышит, что я говорю, и если она подумает и внимательно изучит наши предложения, то увидит, что они отвечают интересам Западной Европы. Мы далеко не безразличны к интересам Западной Европы, в которой пускают корни ростки нового мышления и в которой нарастает ответственность за сохранение и упрочение нашего общего «европейского дома».

Вопрос (журнал «Ньюсуик»). Каковы Ваши намерения относительно поездки в Вашингтон? Вы говорили о том, что до этого необходимо добиться одного-двух соглашений. Возможно ли достижение таких соглашений прежде, чем Вы прибудете в Вашингтон с визитом?

Вопрос (журнал «Ньюсуик»). Каковы Ваши намерения относительно поездки в Вашингтон? Вы говорили о том, что до этого необходимо добиться одного-двух соглашений. Возможно ли достижение таких соглашений прежде, чем Вы прибудете в Вашингтон с визитом?

Ответ. Я думаю, что, несмотря на весь драматизм сегодняшнего дня, мы не удалились от Вашингтона, а приблизились к нему. И если Президент и американская администрация прислушаются к моему предложению продолжить изучение всего того, о чём шла речь здесь, в Рейкьявике, и посоветуются в тех кругах, в которых они считают необходимым, я думаю, ещё не всё потеряно. Есть возможности, опираясь на то, что мы здесь имели в Рейкьявике, выйти на такие соглашения, которые бы сделали реальной и возможной встречу в Вашингтоне, и она бы могла быть результативной.

Ответ. Думаю, что, несмотря на весь драматизм сегодняшнего дня, мы не удалились от Вашингтона, а приблизились к нему. И если Президент и американская администрация прислушаются к моему предложению продолжить изучение всего того, о чём шла речь здесь, в Рейкьявике, и посоветуются в тех кругах, в которых сочтут необходимым, я думаю, не всё потеряно. Есть возможности, опираясь на то, что мы здесь имели в Рейкьявике, выйти на такие соглашения, которые бы сделали реальной и возможной встречу в Вашингтоне. И она могла бы быть результативной.

Вопрос (американская телекомпания Си-эн-эн). Г-н Горбачёв, Вы говорили в своём выступлении, что Президент Рейган должен подумать над ситуацией и посоветоваться с конгрессом, посоветоваться с американским народом. Считаете ли Вы, что американское общественное мнение поддержит советский подход в этом плане?

Вопрос (американская телекомпания Си-эн-эн). Господин Горбачёв, Вы говорили в своём выступлении, что Президент Рейган должен подумать над ситуацией и посоветоваться с конгрессом, посоветоваться с американским народом. Считаете ли Вы, что американское общественное мнение поддержит советский подход в этом плане?

Ответ. Подождём, увидим.

Вопрос (газета «Руде право»). У меня вопрос к Вам как к политическому деятелю и юристу. Как, по Вашему мнению, выглядят приоритеты в вопросах прав человека в ракетно-ядерный век и какую роль может сыграть человеческий фактор в решении вопроса войны и мира?

Ответ. Подождём, увидим.

Вопрос (газета «Руде право»). У меня вопрос к Вам как к политическому деятелю и юристу. Как, по Вашему мнению, выглядят приоритеты в вопросах прав человека в ракетно-ядерный век и какую роль может сыграть человеческий фактор в решении вопроса войны и мира?

Ответ. Вы философ. Могу сказать, что я тоже раньше занимался философией и теперь опять стал ею заниматься. Я думаю, когда мы говорим о правах человека, то должны помнить, что сегодня вопрос о сохранении мира, о том, чтобы отвести ядерную угрозу от человека, — это самый главный приоритет. Будет мир — будет жизнь. А с проблемами как-нибудь разберёмся. Всё больше становится в мире образованных людей. Я думаю, народы во всём разберутся. Поэтому, когда мы говорим о правах человека, я бы на первое место поставил право человека на жизнь. Это первое.

Ответ. Вы, смотрю, философ. Я тоже раньше занимался философией и теперь опять стал ею интересоваться. Думаю, когда мы говорим о правах человека, то должны помнить, что сегодня вопрос о сохранении мира, о том, чтобы отвести ядерную угрозу от человека, — это самый главный приоритет. Будет мир — будет жизнь. А с проблемами как-нибудь разберёмся. Всё больше становится в мире образованных людей, образованных народов. Народы во всём разберутся. Поэтому, когда мы говорим о правах человека, я бы на первое место поставил право человека на жизнь. Это первое.

И второе. О человеческом факторе. Я думаю, в ядерный век (и в этом я вижу как раз проявление нового мышления) угроза ядерной войны по-новому ставит и вопрос о роли человеческого фактора в борьбе за мир, за предотвращение войны. Ибо сегодня эта война будет касаться всех, независимо от того, где она начнётся. Только недоброжелатели считают, что все антивоенные движения, все, кто выступают в защиту мира, это — происки Москвы. Сегодня женщины, дети, мужчины всех возрастов поднимаются, берутся за руки и требуют остановить эту опасную тенденцию, когда мир движется к угрозе ядерной войны. Я думаю, роль человеческого фактора в этих условиях значительно возрастает.

И второе — о человеческом факторе. В ядерный век (и в этом я вижу как раз проявление нового мышления) угроза войны по-новому ставит и вопрос о роли человеческого фактора в деле её предотвращения. Ядерная война коснётся всех, независимо от того, где она начнётся. Только недоброжелатели считают, что все антивоенные движения, все, кто выступают в защиту мира, это — результат происков Москвы. Сегодня женщины, дети, мужчины всех возрастов поднимаются, берутся за руки и требуют остановить опасную тенденцию сползания к ядерной войне. Роль человеческого фактора в этих условиях значительно возрастает.

Вопрос (газета «Известия»). В Белом доме много и часто говорили о том, что главная опасность для Америки — это советские межконтинентальные ракеты. Мы же предложили в Рейкьявике в течение десяти лет эту главную опасность для Америки ликвидировать. Каково Ваше впечатление, почему другая сторона оказалась не готовой к тому, чтобы снять, отвести от своей страны эту главную опасность?

Вопрос (газета «Известия»). В Белом доме много и часто говорили о том, что главная опасность для Америки — это советские межконтинентальные ракеты. Мы же предложили в Рейкьявике в течение десяти лет эту главную опасность для Америки ликвидировать. Каково Ваше впечатление, почему другая сторона оказалась не готовой к тому, чтобы снять, отвести от своей страны эту главную опасность?

Ответ. Вы очень правильно подняли этот вопрос. Он много лет использовался американской стороной для утверждений, что Советский Союз, дескать, не настроен серьёзно на разоружение, на прекращение гонки вооружений, поскольку он не учитывает озабоченности Америки и т. д.

Ответ. Вы очень правильно подняли этот вопрос. Много лет использовался этот аргумент: Советский Союз, дескать, не настроен серьёзно на разоружение, на прекращение гонки вооружений, поскольку он не учитывает озабоченности Америки в этом плане.

Как видите, мы предложили пойти на радикальные сокращения. Причём поставили вопрос очень резко. Есть триада стратегических вооружений, признанная и нами, и американцами. Мы предложили всю эту триаду стратегических вооружённых сил сократить в первые пять лет на 50 процентов. Это крупный шаг.

Как видите, мы предложили пойти на радикальные сокращения. Причём поставили вопрос очень резко. Есть триада стратегических вооружений, признанная и нами, и американцами. Мы предложили всю эту триаду стратегических вооружённых сил сократить в первые пять лет на 50 процентов. Это крупный шаг.

Но вместе с тем мы американцам сказали, что и у нас есть озабоченность. Ведь в США 70 процентов стратегических сил расположено на подлодках. Это значит 656 РГЧ индивидуального наведения. А подлодки, как известно, курсируют в морях и океанах вокруг Советского Союза. Откуда они нанесут удар? Это похуже тяжёлых ракет наземного базирования.

Но вместе с тем мы американцам сказали, что и у нас есть озабоченность. Ведь в США большая часть стратегических сил развёрнута на подлодках. Это около 700 ракет, на которых находится почти 6000 РГЧ индивидуального наведения. А подлодки, как известно, курсируют в морях и океанах вокруг Советского Союза. Откуда они нанесут удар? Это не менее опасно, чем тяжёлые ракеты наземного базирования.

Одним словом, когда не хотят решать вопросы, тогда ищут проблемы, создают искусственные препятствия. Однако здесь они были сняты, эти препятствия. Вот что важно. Ведь мы пошли на очень крупный шаг, сняв оговорки относительно средних ракет, которые для Америки имеют стратегическое значение. Да и средства передового базирования мы сбросили с зачёта при решении вопроса о ракетах стратегического назначения. Всё это говорит о нашей доброй воле. И американцы, тем не менее, не пошли навстречу. Американцы думают, что они через космос добьются военного превосходства над нами и реализуют идею одного президента, который сказал: кто будет господствовать в космосе, тот будет господствовать на земле. Это показывает, что нам приходится иметь дело с имперскими амбициями.

Одним словом, когда не хотят решать вопросы, тогда ищут проблемы, создают искусственные препятствия. Однако здесь, в Рейкьявике, мы лишили почвы подобные выдуманные препятствия. Вот что важно. Ведь мы пошли на очень крупный шаг, сняв, как я уже говорил, оговорки относительно средних ракет, которые для нас представляют собой стратегическое оружие. Да и средства передового базирования мы сбросили с зачёта. Вот наша добрая воля. Но американцы, тем не менее, не пошли навстречу.

Они думают, что через космос добьются военного превосходства над нами и реализуют идею одного президента, который сказал: кто будет господствовать в космосе, тот будет господствовать на Земле. Это показывает, что нам приходится иметь дело с имперскими амбициями.

Но мир сегодня не тот, что прежде. Он не хочет быть и не будет вотчиной ни Соединённых Штатов Америки, ни Советского Союза. Каждая страна имеет право на свой выбор, на свою идеологию, на свои ценности. Если мы не признаём этого, тогда нет международных отношений. Тогда есть хаос и кулачное право. Мы с этим никогда не согласимся.

Но мир сегодня не тот, что прежде. Он не хочет быть и не будет вотчиной ни Соединённых Штатов Америки, ни Советского Союза. Каждая страна имеет право на свой выбор, на свою идеологию, на свои ценности. Если мы не признаём этого, тогда нет международных отношений. Тогда есть хаос и кулачное право. Мы с этим никогда не согласимся.

Америка, наверное, очень тоскует по старым временам, когда она была могучей и в военном отношении она нас превосходила, — ведь мы все вышли из войны ослабленными экономически.

Америка, наверное, очень тоскует по старым временам, когда в военном отношении она нас превосходила — ведь мы вышли из войны ослабленными экономически.

Ностальгия по прошлому в Америке, видимо, есть. Но, тем не менее, надо пожелать нашим американским партнёрам осознать сегодняшние реальности. Это им тоже необходимо сделать. Иначе, если американцы не начнут мыслить сегодняшними категориями, исходить из нынешних реальностей, мы не продвинемся в поисках правильных решений.

Ностальгия по прошлому в Америке, видимо, есть. Тем не менее мы пожелаем нашим американским партнёрам осознать сегодняшние реальности. Это им тоже необходимо сделать. Иначе, то есть если американцы не начнут мыслить сегодняшними категориями, исходить из нынешних реальностей, мы не продвинемся в поисках правильных решений.

Вопрос (болгарское телевидение). Насколько я понял, переговоры в Женеве не прекращаются, и советское руководство намерено дать советской делегации поручение искать решение вопросов, которые до сих пор не разрешены?

Ответ. Вы правы.

Вопрос. Думаете ли Вы, что те же самые инструкции будут даны и американской делегации после Рейкьявика?

Ответ. Я надеюсь, что это будет именно так.

Вопрос (телеграфное агентство ЧТК). Какое, по Вашему мнению, влияние окажет исход встречи в Рейкьявике на общеевропейский процесс?

Ответ. Я думаю, что и политики, и народы Европы в этот очень ответственный момент окажутся на высоте. Время требует действий, а не просто велеречивых заявлений, за которыми не следует ничего конкретного. Мир устал, миру надоела болтовня, мир нуждается в реальном прогрессе: в разоружении, в ликвидации ядерного оружия. И я думаю, что эта тенденция будет нарастать. Особенно я надеюсь на мудрость и ответственность политиков и народов Европы.

Вопрос (американская телекомпания Эн-би-си). Как я понимаю, Вы напрямую обращаетесь с призывом к другим членам международного сообщества выступить в качестве своего рода лобби, с тем чтобы повлиять на Соединённые Штаты и заставить их изменить своё мнение?

Вопрос (болгарское телевидение). Насколько я понял, переговоры в Женеве не прекращаются, и советское руководство намерено дать советской делегации поручение искать решение вопросов, которые до сих пор не разрешены?

Ответ. Вы правы.

Вопрос. Думаете ли Вы, что те же самые инструкции будут даны и американской делегации после Рейкьявика?

Ответ. Я надеюсь, что это будет именно так.

Вопрос (телеграфное агентство ЧТК). Какое, по Вашему мнению, влияние окажет исход встречи в Рейкьявике на общеевропейский процесс?

Ответ. Я думаю, что и политики, и народы Европы в этот очень ответственный момент окажутся на высоте. Время требует действий, а не просто велеречивых заявлений, за которыми не следует ничего конкретного. Мир устал, миру надоела болтовня, мир нуждается в реальном прогрессе: в разоружении, в ликвидации ядерного оружия. И я думаю, что эта тенденция будет нарастать. Особенно я надеюсь на мудрость и ответственность политиков и народов Европы.

Вопрос (американская телекомпания Эн-би-си). Как я понимаю, Вы напрямую обращаетесь с призывом к другим членам международного сообщества выступить в качестве своего рода лобби, с тем чтобы повлиять на Соединённые Штаты и заставить их изменить своё мнение?

Ответ. Нам известно, насколько у вас развит лоббизм, как идёт политический процесс в Америке. Может быть, поэтому и Президенту трудно было принять решение на этой встрече. Но когда речь идёт о том, чтобы упрочить мир, предпринять реальные шаги с этой целью, когда нужны совместные усилия — это касается всех, а не только Соединённых Штатов и Советского Союза, — то, я думаю, надо говорить не о лоббизме, а о чувстве ответственности, о здравом смысле народов, о понимании той ценности, какой является сегодняшний мир, и необходимости его уберечь. Поэтому обвинять народы или движения, выступающие за мир, лоббистами в пользу Советского Союза, — оскорбительно. Речь идёт о том, что люди отстаивают свою политическую и гражданскую позицию.

Ответ. Нам известно, насколько у вас развит лоббизм, как идёт политический процесс в Америке. Может быть, поэтому и Президенту трудно было принять решение на этой встрече. Но когда речь идёт о том, чтобы упрочить мир, предпринять реальные шаги с этой целью, когда нужны совместные усилия — это касается всех, а не только Соединённых Штатов и Советского Союза, — поэтому надо говорить не о лоббизме, а о чувстве ответственности, о здравом смысле народов, о понимании той ценности, какой является мир, и необходимости его уберечь. Поэтому обвинять народы или движения, выступающие за мир, называя их лоббистами в пользу Советского Союза, — оскорбительно. Речь идёт о том, что люди отстаивают свою политическую и гражданскую позицию.

Вопрос (исландская газета «Люрганбладет[3]»). Я работаю в Исландии издателем газеты. Не вызвало ли у Вас трудности решение поехать в Рейкьявик? Ведь Исландия — член НАТО? В то же время, как известно, наше правительство выступило за объявление Севера безъядерной зоной, и мне хотелось бы узнать Ваше отношение к этому.

Вопрос (исландская газета «Моргунбладид»). Я работаю в Исландии издателем газеты. Не вызвало ли у Вас трудности решение поехать в Рейкьявик? Ведь Исландия — член НАТО? В то же время, как известно, наше правительство выступило за объявление Севера безъядерной зоной, и мне хотелось бы узнать Ваше отношение к этому.

Ответ. Я хотел закончить этой темой и с удовольствием воспользуюсь вопросом представителя прессы Исландии. Хочу напомнить, что именно мы предложили Исландию как возможное место встречи. Поэтому никаких трудностей у нас на этот счёт не было.

Ответ. Я хотел закончить этой темой и с удовольствием воспользуюсь вопросом представителя прессы Исландии. Хочу напомнить, что именно мы предложили Исландию как возможное место встречи. Поэтому никаких трудностей у нас на этот счёт не было.

Я хочу поблагодарить правительство Исландии, народ Исландии за то, что они свой потенциал — и человеческий, и организационный, и материальный — использовали для того, чтобы решить все вопросы по организации этой важной встречи. Мы благодарны за это, и чувствовали себя здесь хорошо. Много интересного я получил из информации Раисы Максимовны, у которой было много встреч в Исландии. Все они были очень интересны, нас радует дружелюбная атмосфера, большой интерес к нашей стране. Мы благодарны Исландии, исландскому правительству за то, что они сделали. Желаем процветания вашему народу.

Я хочу поблагодарить правительство Исландии, народ Исландии за то, что они свой потенциал — и человеческий, и организационный, и материальный — использовали для того, чтобы помочь в организации этой важной встречи. Мы благодарны за это, и чувствовали себя здесь хорошо. Много интересного я получил из информации Раисы Максимовны, у которой было много встреч с исландцами. Все эти контакты были очень интересны. Радует дружелюбная атмосфера, большой интерес к нашей стране. Мы благодарны Исландии, исландскому правительству за то, что они сделали. Желаем процветания вашему народу.

Что касается последней части Вашего вопроса относительно того, что правительство вашей страны хочет объявить Север безъядерной зоной, то мы это приветствуем.

Что касается последней части Вашего вопроса относительно того, что правительство Исландии хочет объявить Север безъядерной зоной, то мы это приветствуем.

Дорогие друзья, благодарю вас за внимание. Я думаю, мы с вами провели время полезно. Желаю вам всего доброго. До свидания.

Дорогие друзья, благодарю вас за внимание. Думаю, мы с вами провели время полезно. Желаю вам всего доброго.



[1] Здесь публикуются заявление М. С. Горбачёва перед журналистами, освещавшими советско-американскую встречу на высшем уровне, и его ответы на вопросы представителей средств массовой информации.

[2] В телеграфной сети буквы не подразделяются на заглавные и строчные, поэтому все материалы ТАСС, подобно обычным телеграммам, поступали на редакционные телетайпы в верхнем регистре. Расстановка заглавных и строчных букв лежала в зоне ответственности наборщиков, корректора и выпускающего редактора. В результате один и тот же официальный материал, опубликованный в разных газетах, мог отличаться по регистру букв в спорных случаях. Например, в отчёте о пресс-конференции, опубликованном в «Известиях», все упоминания должности Президента США приведены со строчной буквы, в то время как в идентичном тексте из «Литературной газеты» — с заглавной (прописной). При этом в «Литературной газете» местоимения «Вы» и «Ваш», обращённые к М. С. Горбачёву, напечатаны со строчной буквы, а в «Известиях» — с заглавной.

Кроме того, в «Литературной газете» все названия СМИ, выглядящие как нарицательные имена, но по факту являющиеся именами собственными, указаны с заглавной буквы («Телевидение ГДР», «Телеграфное агентство ЧТК») а первые буквы их сокращённых обозначений в русской транскрипции также указаны заглавными («Эй-Би-Си», «Эн-Би-Си»).

[3] Ошибка в названии присутствует в публикации «Литературной газеты», однако исправлена в других изданиях, опубликовавших первый вариант отчёта.



ОБРАЩЕНИЕ
ПРЕЗИДЕНТА США
РОНАЛЬДА У. РЕЙГАНА
К АМЕРИКАНСКОМУ
НАРОДУ
[1]
 
13 октября 1986 года

Как большинство из вас уже знает, я только что вернулся из Исландии, где состоялась наша встреча с руководителем Советского Союза Генеральным секретарем Горбачёвым. Сегодня вечером я хотел бы, как и в прошлом году, когда я вернулся со встречи на высшем уровне в Женеве, на несколько минут занять ваше внимание и рассказать вам о том, что же произошло в ходе нашей встречи.

Значение этих переговоров огромно и начинает пониматься лишь сейчас. Мы внесли самое радикальное и щедрое предложение в области контроля над вооружениями за всю историю. Мы предложили полную ликвидацию всех баллистических ракет — советских и американских — на Земле к 1996 году. Хотя, когда мы разъехались, это американское предложение ещё не было до конца обсуждено, мы сейчас, как никогда ранее, близки к соглашениям, которые могли бы привести к созданию более безопасного мира без ядерного оружия.

Однако прежде всего я хотел бы сказать вам, что с самого начала нашей встречи с г-ном Горбачёвым я неизменно считал вас — американский народ — полноправными её участниками. Хочу вас уверить, что без вашей поддержки никаких переговоров не состоялось бы вообще, не смогли бы мы и проводить в жизнь высшие цели американской внешней политики — достижение мира и свободы во всём мире. Именно ради этих целей я и летал в Исландию.

Прежде чем сообщить вам о наших переговорах, я хотел бы предварительно пояснить два момента, которые составили очень важную часть наших переговоров: один из них — договор, второй — система обороны против ядерных ракет, которую мы пытаемся создать. Их названия вы слышали уже тысячу раз — договор по ПРО и СОИ. Расшифровываются эти сокращения как противоракетная оборона и стратегическая оборонная инициатива.

Несколько лет назад Соединённые Штаты и Советский Союз договорились взаимно ограничить свою оборону против ракетно-ядерных нападений с развёртыванием в одном районе в каждой стране небольшого количества ракет, способных перехватывать и уничтожать приближающиеся ядерные ракеты, т. е. мы фактически отказывались от реальной обороны; этот принцип получил название «гарантированного взаимного уничтожения», т. е., если бы одна сторона совершила ядерное нападение, то другая смогла бы нанести ответный удар. Предполагалось, что такая взаимная угроза уничтожения должна удерживать каждую сторону от нанесения удара первой.

И вот сегодня мы имеем тысячи ядерных боеголовок, нацеленных друг на друга, способных смести обе наши страны с лица Земли. Советская сторона в соответствии с договором развернула ограниченное количество противоракет вокруг Москвы. Наша же страна не стала развёртывать таких ракет, поскольку угроза общенационального уничтожения делала такую ограниченную оборону бессмысленной.

Вот уже на протяжении ряда лет до нас доходят сведения о том, что советская сторона, возможно, создаёт общенациональную систему обороны. Она установила в Красноярске крупную современную радиолокационную станцию, которая, как мы считаем, является важнейшим элементом радиолокационной системы для наведения противоракет, обеспечивающих оборону всей страны. Что же это, как не нарушение договора по ПРО?

Придя к выводу, что политика взаимного уничтожения и массового убийства граждан обеих стран является нецивилизованной, я несколько лет назад обратился к нашим военным с просьбой провести исследование и выяснить, существует ли практическая возможность уничтожать ядерные ракеты после их пуска, но до достижения ими своих целей, не уничтожая при этом людей. Именно в этом и заключается цель того, что мы называем СОИ, и наши учёные, занимающиеся исследованием такой системы, убеждены, что создать её реально и что через несколько лет она может быть готова к развёртыванию. Кстати, мы не нарушаем договора по ПРО, который допускает такие исследования. Если мы всё же развернем СОИ, то договор по ПРО предусматривает и право выхода из него с уведомлением за шесть месяцев. Хочу подчеркнуть, что СОИ — неядерная оборонная система.

Итак, мы прибыли в Исландию на нашу вторую встречу. Во время первой встречи, а также в те месяцы, которые предшествовали второй, мы обсуждали пути сокращения и даже полной ликвидации ядерного оружия. Нами и советской стороной в Женеву были направлены группы специалистов для ведения переговоров с целью выработки взаимной договорённости по поводу возможных путей сокращения или ликвидации ядерного оружия. Успеха это пока не принесло.

В субботу и воскресенье Генеральный секретарь Горбачёв вместе с Министром иностранных дел Шеварднадзе и мы с Государственным секретарем Джорджем Шульцем провели встречи, продолжавшиеся в общей сложности около 10 часов. Мы не ограничивались лишь вопросом сокращения вооружений. Обсуждалось и то, что мы называем нарушением прав человека советской стороной — отказ в выезде из России людям, которые хотели бы исповедовать свою религию, не подвергаясь гонениям, вопрос о том, чтобы разрешать людям выезжать с целью воссоединения со своими семьями, чтобы позволять мужьям и жёнам, живущим в разных странах, жить вместе.

Здесь Советский Союз во многом нарушает другое соглашение — хельсинкские договорённости, которые он подписал в 1975 году. Юрий Орлов, освобождения которого мы только что добились, был заключён в тюрьму за то, что он указывал своему правительству на допускаемые им нарушения этих договорённостей, на его отказ в выезде или возвращении своим гражданам. Мы обсудили и такие региональные вопросы, как положение в Афганистане, Анголе, Никарагуа и Камбодже. Однако по желанию советской стороны главной темой был контроль над вооружениями.

Мы обсудили вопрос о размещении ракет средней дальности в Европе я Азии и, как казалось, пришли к соглашению относительно возможности их радикального сокращения. Сложилось впечатление, что обе стороны хотят найти путь к сокращению — вплоть до нулевого уровня — стратегических баллистических ракет, которые мы нацелили друг на друга. Это привело нас к вопросу о СОИ.

Я выдвинул предложение, согласно которому мы продолжили бы наши нынешние исследования и по достижении этапа окончательных испытаний мы, в соответствии с договором, который был бы сейчас нами подписан, разрешили бы советской стороне осуществлять наблюдение за этими испытаниями. И если бы программа оказалась реальной, то мы вместе ликвидировали бы свои наступательные ракеты, а затем совместно пользовались бы преимуществами современной системы обороны. Я объяснил, что, если бы мы даже уничтожили наши наступательные баллистические ракеты, такая система обороны служила бы гарантией против обмана или возможности того, что какой-нибудь безумец вдруг задумает создать ядерные ракеты. Ведь сегодня секрет их изготовления известен всему миру. Здесь я провёл следующую аналогию — мы не спешим расстаться с противогазами, хотя страны мира уже после первой мировой войны поставили ядовитые газы вне закона.

К концу дня мы, казалось, продвинулись вперёд в области сокращения вооружений, хотя Генеральный секретарь высказывался против СОИ и предлагал принять обязательство соблюдать Договор по ПРО в течение ряда лет.

Госсекретарь Шульц предложил нам передать сделанные нашими стенографами записи всего, о чём мы говорили, нашим группам экспертов, с тем чтобы они поработали до утра, сопоставили их и определили те области, в которых мы достигли согласия, и те разногласия, которые разделяли нас. С уважением и признательностью я могу сообщить вам, что они работали всю ночь до 6 ч. 30 м.

Вчера, в воскресенье утром, г-н Горбачёв и я вместе с министрами иностранных дел наших стран встретились вновь и обсудили доклад наших двух групп. Он был весьма многообещающим. Советская сторона просила отложить на десять лет развёртывание программ СОИ.

Стремясь определиться в том, как мы могли бы удовлетворить их интересы и в то же время обеспечить защиту наших принципов и нашей безопасности, мы внесли предложение о десятилетнем периоде, в течение которого мы приступили бы к сокращению всех стратегических ядерных вооружений, бомбардировщиков, крылатых ракет «воздух-земля», межконтинентальных баллистических ракет, баллистических ракет на подводных лодках и боевых средств, которые они несут. В течение первых пяти лет они были бы сокращены на 50 процентов. В течение следующих пяти лет мы продолжили бы этот процесс, ликвидировав все оставшиеся наступательные баллистические ракеты любой дальности. За это время мы продолжали бы исследования, разработку и испытания СОИ, причём все делалось бы в соответствии с положениями Договора по ПРО. По прошествии десяти лет, когда были бы ликвидированы все баллистические ракеты, мы могли бы приступить к развёртыванию новейшей оборонительной системы, одновременно позволив советской стороне сделать то же самое.

И здесь начались споры. Генеральный секретарь хотел такой формулировки, которая фактически не позволила бы нам разрабатывать СОИ в течение всего десятилетнего периода. Иными словами, он убивал СОИ. И если я не соглашусь, то вся работа, направленная на ликвидацию ядерного оружия, пропадёт даром — будет перечёркнута.

Я сказал ему о том, что я обещал американскому народу не превращать СОИ в предмет торгов — ни при каких обстоятельствах я не смог бы сказать нашему народу, что его правительство не будет защищать его от ядерного уничтожения. Я отправился в Рейкьявик, непреклонно веря в то, что предметом переговоров может быть любой вопрос за исключением двух вещей — нашей свободы и нашего будущего. Я всё ещё полон оптимизма, что выход будет найден. Двери открыты, и возможность начать устранение ядерной угрозы вполне достижима.

Итак, вы видите, мы достигли прогресса в Исландии. И мы будем по-прежнему добиваться прогресса, если будем придерживаться разумной, продуманной и прежде всего реалистичной позиции в отношениях с советской стороной. С самых первых дней существования нашей администрации наша политика была именно такой. Мы дали ясно понять, что у нас нет никаких иллюзий в отношении советской стороны или её конечных намерений. Мы откровенно и во всеуслышание заявили о главных моральных различиях между тоталитаризмом и демократией. Мы объявили, что главной целью американской внешней политики является не просто предотвращение войны, а распространение свободы. Мы также подчеркнули нашу приверженность идее расширения демократического правления и развития демократических институтов во всём мире. Именно поэтому мы помогали борцам за свободу, оказывающим сопротивление навязываемому тоталитарному правлению в Афганистане, Никарагуа, Анголе, Камбодже и других местах. И, наконец, мы начали работать над тем, что, по-моему, больше всего подтолкнуло советскую сторону к серьёзным переговорам — над восстановлением нашей военной мощи, перестройкой наших стратегических сил сдерживания и, прежде всего, над стратегической оборонной инициативой.

Однако, выдвинув эти наши внешнеполитические цели и начав работать над их реализацией, мы в то же время стремились к достижению ещё одной из наших основных целей — поиску способов ослабления напряжённости в отношениях с советской стороной и путей предотвращения войны и поддержания мира.

Теперь эта политика приносит дивиденды: одним из признаков этого в Исландии был прогресс, достигнутый в вопросе контроля над вооружениями. Впервые за долгое время советско-американские переговоры в области сокращения вооружений продвигаются вперёд и продвигаются в правильном направлении — не просто к контролю над вооружениями, а к их сокращению.

Но несмотря на весь прогресс, достигнутый нами в области сокращения вооружений, мы должны помнить, что на столе переговоров в Исландии были и другие не менее фундаментальные вопросы. Как я упомянул, один из таких вопросов — это права человека. Президент Кеннеди как-то сказал: «В конечном итоге, не лежит ли в основе мира вопрос прав человека?».

Я дал ясно понять, что Соединённые Штаты не будут стремиться использовать улучшение в этих вопросах в пропагандистских целях. Однако я также вновь указал, что улучшение положения в области прав человека в Советском Союзе является непременным условием улучшения двусторонних отношений с Соединёнными Штатами. Ибо невозможно поверить в то, что правительство, которое будет обманывать свой собственный народ, будет соблюдать обязательства, данные иностранным державам. Как и в Женеве, в Рейкьявике я сказал г-ну Горбачёву, что мы, американцы, придаём гораздо меньше веса словам, произносимым в ходе таких встреч, чем делам, которые вершатся после них; когда речь заходит о правах человека и об оценке намерений советской стороны, все мы становимся скептиками: вы нам еще докажите.

В основе разногласий между Советским Союзом и Америкой лежит ещё один вопрос, который мы обсудили в Исландии. Это — вопрос региональных конфликтов. Встречи на высшем уровне не могут заставить американский народ забыть, чем обернулись действия Советского Союза для народов Афганистана, Центральной Америки, Африки и Юго-Восточной Азии. До тех пор пока советская политика не изменится, мы будем делать всё, чтобы наши друзья в этих районах — те, кто борется за свободу и независимость, — получали поддержку, в которой они нуждаются.

И, наконец, была затронута четвёртая тема. Это — двусторонние отношения, контакты между людьми. В прошлом году в Женеве мы приветствовали заключение нескольких соглашений о культурном обмене; в Исландии мы увидели признаки дальнейшего прогресса в этих областях. Позвольте же мне теперь сказать, что Соединённые Штаты по-прежнему привержены программам развития контактов между людьми, которые могли бы привести к обменам не просто между несколькими представителями элиты, а между тысячами рядовых граждан обеих наших стран.

Я думаю, теперь вы видите, что мы действительно добились прогресса в Исландии по широкому спектру вопросов. Мы вновь подтвердили нашу повестку дня из четырёх пунктов; мы обнаружили новые обширные области согласия; мы вновь обсудили некоторые старые области разногласий.

Позвольте мне вновь вернуться к вопросу о СОИ. Я понимаю, что некоторые американцы могут сегодня спросить: почему бы не пойти навстречу требованию г-на Горбачёва? Почему бы не отказаться от СОИ ради такой договорённости?

Ответ на это, друзья мои, простой. Для Америки СОИ является гарантией того, что Советский Союз будет выполнять обязательства, принятые в Рейкьявике. Для Америки СОИ — это гарантия безопасности на тот случай, если советская сторона — как это зачастую имело место в прошлом — не будет выполнять свои официальные обязательства. Именно СОИ заставила Советский Союз вернуться за стол переговоров по контролю над вооружениями в Женеве и Исландии. СОИ — это ключ к созданию мира без ядерного оружия.

Советская сторона это понимает. Советский Союз выделял гораздо более значительные ресурсы в течение гораздо более продолжительного периода времени, чем мы, на свою собственную СОИ. Сегодня в мире существует единственная находящаяся в боевом состоянии система ПРО, которая окружает Москву — столицу Советского Союза.

Требование, выдвинутое г-ном Горбачёвым в Рейкьявике, сводилось к тому, чтобы Соединённые Штаты согласились на новый вариант заключённого 14 лет назад Договора по ПРО, который Советский Союз уже нарушил. Я сказал г-ну Горбачёву, что мы в Соединённых Штатах не идём на такие сделки.

Американцам следует задуматься над следующими важнейшими вопросами: какую угрозу для Советского Союза или для кого-либо ещё представляет оборона Соединённых Штатов? Почему Советский Союз так настойчиво стремится к тому, чтобы Америка навсегда осталась уязвимой для советского ракетного нападения? Сегодня все свободные государства совершенно беззащитны перед советскими ракетами, которые могут быть пущены в ход либо случайно, либо преднамеренно. Почему Советский Союз настойчиво стремится к тому, чтобы мы всегда оставались в таком положении?

Поэтому, мои соотечественники, я не могут обещать вам, как и любой президент, что переговоры в Исландии или любые дальнейшие обсуждения с г-ном Горбачёвым неизбежно приведут к значительному прогрессу или подписанию важных договоров. Мы не откажемся от основополагающего принципа, с которым, мы приехали в Рейкьявик. Мы считаем, что лучше вообще не договориться, чем вернуться домой с плохой договорённостью, не отвечающей интересам Соединённых Штатов.

Я понимаю, что в этой связи вас интересует вопрос о том, состоится ли ещё одна встреча на высшем уровне. Г-н Горбачёв не сказал, когда он планирует приехать в Соединённые Штаты и намерен ли он вообще совершить такой визит, о котором мы договорились в прошлом году в Женеве. Сегодня я повторяю, что наше предложение остаётся в силе и что мы по-прежнему считаем, что новые встречи будут полезными. Дело за советской стороной.

Но какими бы ни были ближайшие перспективы, могу вам сказать, что я полон надежд на прогресс в ходе переговоров на высшем уровне, а также в деле достижения всеобщего мира и свободы. Дело в том, [что] нынешний процесс переговоров на высшем уровне сильно отличается от встреч минувших десятилетий; он стал другим потому, что изменился мир, а мир изменился благодаря неустанным усилиям и жертвам со стороны американского народа в ходе последних пяти с половиной лет. Ваши усилия восстановили и упрочили наше экономическое могущество; ваша поддержка восстановила нашу военную мощь. Ваше мужество и чувство национального единства в кризисных ситуациях приводили в замешательство наших противников, ободряли наших друзей и воодушевляли людей во всём мире. Западные демократии и НАТО упрочили свои позиции, и во всём мире народы принимают демократические идеи и принципы свободного рынка. Благодаря тому, что в критический момент американский народ сохранял бдительность, восстановлены, укреплены и претворяются в жизнь идеалы свободы.

Таким образом, главное впечатление, которое я привез с собой с этих октябрьских переговоров, — в отличие от прошлого теперь мы выступаем с позиции силы, и по этой причине мы в состоянии быстро продвинуться с Советским Союзом в направлении новых значительных результатов. Мы выдвинули свои идеи. Они остаются в силе. Мы готовы начать с того, на чём мы остановились. Наши участники переговоров направляются назад в Женеву, и мы готовы идти вперёд: ответ за советской стороной. Таким образом, для надежды есть основания — веские основания.

Я понял, что это так, когда в ходе переговоров с г-ном Горбачёвым мы достигли прогресса. И я понял это, когда мы вчера покидали Исландию и я выступал перед нашими молодыми людьми на нашей военно-морской базе в Кефлавике, которая играет крайне важную роль ввиду того, что она находится значительно ближе к советским военно-морским базам, чем к нашим берегам. Как всегда, я был рад провести с ними несколько минут и выразить им признательность за их самоотверженность и преданность своей стране. Они являются выразителями идеалов Америки: они привержены делу защиты не только нашей свободы, но и свободы тех, кто жил бы в гораздо большем страхе, если бы не мощь и решимость Соединённых Штатов.

Джон Куинси Адамс однажды сказал: «Всегда, когда достигает расцвета принцип свободы и независимости, Америка от всей души готова помогать этому, здесь её благословление, её молитвы». Он хорошо сказал о нашем предназначении как нации. Мои соотечественники, на нас возложена историческая миссия — судьба доверила нам претворить в жизнь заветную мечту человечества — мечту о прочном мире и свободе личности.

Другой президент — Гарри Трумэн — говорил, что в этом веке мы стали свидетелями двух самых страшных войн в истории человечества и что «главное, что необходимо в наше время людям — научиться сообща жить в мире и согласии».

Именно во имя этого идеала год назад я ездил в Женеву и на прошлой неделе — в Исландию. Вдохновлённый этим идеалом, я благодарю вас за всю ту поддержку, которую вы мне оказали, и вновь обращаюсь к вам за помощью и благословлением в наших дальнейших усилиях на пути к торжеству всеобщего мира и процветанию свободы.



[1] Обращение не было опубликовано советской прессой. Воспроизводится по тексту, распространённому в Организации Объединённых Наций в качестве официального документа A/41/807.



ВЫСТУПЛЕНИЕ
ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС
М. С. ГОРБАЧЁВА
ПО СОВЕТСКОМУ
ТЕЛЕВИДЕНИЮ

 
14 октября 1986 года

Добрый вечер, дорогие товарищи!

Вы знаете, что позавчера, в воскресенье, закончилась моя встреча с президентом Соединённых Штатов Р. Рейганом в Исландии. По её итогам состоялась пресс-конференция, передававшаяся по телевидению. Текст выступления и мои ответы журналистам опубликованы.

Вернувшись на родину, считаю своим долгом рассказать, как было дело и как мы оцениваем происшедшее в Рейкьявике.

Только что на заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждены итоги встречи в столице Исландии. Завтра будет напечатано сообщение о том, какое суждение руководство нашей партии вынесло об этом крупном политическом событии, последствия которого, как мы убеждены, будут долго сказываться на международных отношениях.

Перед Рейкьявиком много говорилось и писалось о предстоящей встрече. Как это обычно бывает в подобных случаях, предположений и суждений было множество. Это естественно. Не обошлось в этом случае и без спекуляций.

Сейчас, когда встреча завершилась, её итоги — в центре внимания мировой общественности. Всех интересует, что произошло? Что она дала? Каким будет мир после неё?

Мы стремились к тому, чтобы на встрече в Рейкьявике во главу угла поставить главные вопросы мировой политики — прекращение гонки вооружений, ядерное разоружение. Так, собственно, оно и произошло.

Каковы мотивы нашей настойчивости в этом деле? Часто Можно услышать из-за рубежа, что причина тому — наши внутренние трудности. В расчётах Запада существует тезис о том, что Советский Союз в конечном счёте не выдержит гонку вооружений экономически, сломается и придёт к Западу на поклон. Только стоит ещё поднажать на него, наращивать позицию силы. Кстати, это прозвучало и в выступлении президента США уже после нашей встречи.

Мне не раз приходилось говорить, что подобные планы не только построены на песке, но опасны, поскольку могут привести к роковым политическим решениям. Свои проблемы мы знаем лучше других. Они у нас есть, мы их открыто обсуждаем, решаем. У нас есть на этот счёт свои планы, свои подходы и общая воля партии и народа. Вообще я должен сказать, что Советский Союз сегодня силён своей сплочённостью, политической активностью народа, динамизмом. Думаю, что эти тенденции, а значит и сила нашего общества, будут нарастать. У Советского Союза есть чем ответить на любой вызов, если это потребуется. Это знают советские люди, это должны знать во всём мире. Но играть в силовые игры мы не хотим. Это крайне опасное занятие в ракетно-ядерный век.

Мы твёрдо убеждены: затянувшееся лихорадочное состояние международных отношений таит угрозу внезапного и гибельного кризиса. Требуются практические шаги в сторону от ядерной бездны. Требуются совместные советско-американские усилия, усилия всего мирового сообщества, чтобы радикально оздоровить международные отношения.

Во имя этих целей накануне встречи, ещё до того, как получили согласие президента Рейгана на встречу, мы, в советском руководстве, провели большую подготовительную работу. В ней, помимо Политбюро и Секретариата ЦК, приняли участие министерства иностранных дел и обороны, другие ведомства, представители науки, военные эксперты, специалисты различных отраслей промышленности. Позиции, которые мы выработали для встречи в Рейкьявике, были результатом широкого и неоднократного обсуждения с нашими друзьями, с руководством стран социалистического содружества. Мы стремились насытить встречу принципиальным содержанием, далеко идущими предложениями.

Теперь о самой встрече — как там развивались события. Рассказать об этом нужно не только для того, чтобы утвердить истину, которую уже искажают наши партнёры по переговорам в Рейкьявике, но главным образом для того, чтобы поделиться с вами, что мы собираемся делать дальше.

Первая беседа с президентом Р. Рейганом началась в субботу в 10 часов 30 минут. После непременных в таких случаях приветствий и краткого общения с корреспондентами мы остались друг с другом наедине — только с переводчиками. Обменялись мнениями об общей обстановке, о том, как складывается диалог между нашими странами, обозначили вопросы, которые нам предстояло обсудить.

Потом я попросил президента выслушать наши конкретные предложения по главным вопросам, ради которых мы и приехали на эту встречу. Я уже довольно подробно говорил о них на пресс-конференции. Но всё же вкратце напомню.

На стол переговоров был положен целый пакет крупных мер, которые, будь они приняты, положили бы начало новой эпохе в жизни человечества — эпохе безъядерной. В этом суть кардинального перелома в мировой обстановке, возможность которого была очевидной и реальной. Речь шла уже не об ограничении ядерных вооружений, как это было в договорах ОСВ-1, ОСВ-2 и других, а о ликвидации ядерного оружия в сравнительно короткие сроки.

Первое предложение касалось стратегического наступательного оружия. Я заявил о готовности сократить его на 50 процентов в течение первых пяти лет. Причём подлежало сокращению вдвое стратегическое оружие на земле, на воде и в воздухе. Чтобы облегчить договорённость, мы пошли на большую уступку, сняв прежние свои требования включать в стратегическое уравнение американские средние ракеты, достигающие нашей территории, и американские средства передового базирования. Готовы были учесть и озабоченность США по поводу наших тяжёлых ракет. Предложение о стратегическом оружии мы рассматривали в контексте его полной ликвидации, как это было предложено нами 15 января этого года.

Второе наше предложение касалось ракет средней дальности. Я предложил президенту полностью ликвидировать советские и американские ракеты этого класса в Европе. При этом и здесь мы шли на большую уступку, заявив, в отличие от прежней нашей позиции, что ракетно-ядерное оружие Великобритании и Франции не должно учитываться. Мы исходили из необходимости расчистить путь к разрядке в Европе, освободить европейские народы от страха перед ядерной катастрофой, затем двигаться дальше — к ликвидации всего ядерного оружия. Согласитесь, что это тоже смелый шаг с нашей стороны.

Зная наперёд, какие могут быть возражения, мы заявили, что ракеты с дальностью менее 1000 километров мы согласны заморозить и тут же приступить к переговорам об их дальнейшей судьбе. А в том, что касается ракет средней дальности в азиатской части нашей страны.— вопрос, который постоянно присутствовал в «глобальном варианте» президента Рейгана, — то мы и по этому вопросу предложили немедленно вступить в переговоры. Как видите, и здесь наши предложения носили крупный, серьёзный характер, дающий возможность кардинально решить и эту проблему.

Третий вопрос, который я поставил перед президентом в первой же беседе и который органически входил в пакет наших предложений, — это существующий Договор по противоракетной обороне — ПРО и о запрещении ядерных испытаний. Подход наш такой: раз мы вступаем в совершенно новую ситуацию, когда начнётся существенное сокращение ядерного оружия и его ликвидация в обозримо короткий срок, то необходимо обезопасить себя от всяких неожиданностей. Речь идёт об оружии, которое составляет до сих пор ядро обороны нашей страны. Поэтому надо исключить всё, что могло бы подорвать равенство в ходе разоружения, исключить любую возможность создать оружие нового типа, обеспечивающее военное превосходство. Мы считаем такую позицию совершенно закономерной и логичной.

А коль так, мы твёрдо заявили о необходимости строго соблюдать бессрочный Договор по ПРО 1972 года. Больше того, чтобы укрепить режим этого договора, мы предложили президенту взять взаимное обязательство со стороны США и Советского Союза не использовать право выхода из договора по меньшей мере в течение десяти лет, а за это время покончить со стратегическим оружием.

Учитывая особые трудности, которые сама администрация создала для себя по этой проблеме, когда лично президент связал себя с космическим оружием, с так называемой СОИ, мы не потребовали прекращения работ в этой области. Но — при том понимании, что будут полностью соблюдаться все положения Договора по ПРО, то есть исследования и испытания в этой области не выйдут за пределы лабораторий. Это — одинаковое ограничение и для США, и для СССР.

Слушая нас, президент делал замечания, просил кое-что пояснить подробнее. По ходу разговора мы решительно и определённо поставили вопрос о контроле, связав его с постядерной обстановкой, а эта обстановка требует особой ответственности. Я сказал президенту, что если обе страны встанут на путь ядерного разоружения, то Советский Союз ужесточит свою позицию по контролю. Он должен быть реальным, всеохватывающим, убедительным. Он должен создавать полную уверенность в надёжности соблюдения соглашения, содержать право инспекции на местах.

Должен вам сказать, товарищи, что первая реакция со стороны президента не была целиком негативной. Он сказал даже: «То, что вы сейчас изложили, нас обнадёживает». Однако от нас не ускользнуло, что собеседники (а к беседе по этим вопросам уже подключились и товарищ Шеварднадзе и господин Дж. Шульц) в некоторой растерянности. Вместе с тем в их разрозненных замечаниях сразу же появились сомнения и возражения. Президент и госсекретарь стали с ходу говорить о расхождениях и несогласии. В этих их словах мы явственно расслышали знакомые старые звуки, которые мы на протяжении многих месяцев слышали с женевских переговоров: нам напомнили о всякого рода подуровнях по стратегическим ядерным вооружениям, о «промежуточном варианте» по ракетам в Европе, о том, что нам следует присоединиться к СОИ. нам — Советскому Союзу, и заменить существующий Договор по ПРО каким-то новым договором, о многом другом в этом духе было сказано с их стороны.

Я выразил удивление. Как же так? Мы предлагаем принять американский «ноль» в Европе и сесть за стол переговоров по средним ракетам в Азии, а вы, господин президент, отступаете от своей прежней позиции. Это непонятно.

В отношении ПРО мы предлагаем сохранить и упрочить это фундаментальное, важное соглашение, а вы хотите отказаться от него и даже предлагаете заменить его каким-то новым договором, тем самым — вслед за отходом от ОСВ-2 — разрушить и этот механизм, охраняющий стратегическую стабильность. Это тоже непонятно.

Разобрались мы и в планах по СОИ, сказал я. Если США создадут трёхслойную систему ПРО в космосе, мы ответим на это. Но нас заботит другое: СОИ означала бы перенос оружия в новую среду, что дестабилизирует стратегическую ситуацию, сделает её ещё хуже, чем сегодня. Если такова цель США, то тогда надо так и сказать. Но если вы действительно хотите иметь прочную безопасность для своего народа, для всего мира, то тогда американская позиция абсолютно несостоятельна.

Я прямо сказал президенту: мы внесли новые крупные предложения, а слышим от вас сейчас то, что уже порядком всем надоело и ни к чему привести не может. Я прошу вас, господин президент, ещё раз внимательно рассмотреть наши предложения и дать ответ пункт за пунктом. При этом вручил ему в переводе на английский язык подготовленный ещё в Москве проект возможных директив, которые, если будет достигнуто согласие в принципе, мы могли бы дать министрам иностранных дел и другим ведомствам для подготовки трёх проектов соглашений. Затем их можно было бы подписать во время моего визита в США.

Во второй половине дня мы встретились вновь. Президент огласил составленную за перерыв позицию. После первых же фраз стало ясно, что нам опять преподносят, как я выразился на пресс-конференции, нафталинный хлам, от которого уже задыхаются женевские переговоры: всякие промежуточные варианты, цифры, уровни, подуровни и т. п. Ни одной новой мысли, ни одного свежего подхода, ни одной идеи, которая содержала бы в себе хотя бы намек на какую-то развязку, на какое-то движение вперёд.

Становилось ясно, товарищи, что американцы приехали в Рейкьявик, ничего не имея за душой. Впечатление было такое, что они приехали сюда только для того, чтобы собрать плоды в свою корзину, с пустыми руками.

Ситуация складывалась драматическая.

Американский президент не готов был по-крупному решать принципиальные вопросы, пойти навстречу, чтобы действительно дать импульс переговорам — результативным и обнадёживающим. А именно к этому я призывал президента в своём письме, в котором выдвинул идею о проведении срочной и безотлагательной встречи, с тем чтобы дать мощный импульс на уровне высших руководителей двух стран — импульс переговорам о ядерном разоружении.

Убеждённые в том, что наши предложения взвешенные, учитывающие интересы партнёра, мы решили не отступать в своих усилиях добиться перелома на встрече. После многих уточняющих вопросов появился просвет по стратегическим вооружениям. Ухватившись за это, мы сделали ещё один крупный шаг в поисках компромисса. Я сказал президенту: имеется признанная и у вас, и у нас триада стратегических наступательных вооружений. Это — ракеты наземного базирования, это — стратегические подводные лодки, это — стратегические бомбардировщики. Так вот, давайте каждую часть этой триады сокращать на 50 процентов. И тогда отпадает необходимость во всякого рода уровнях и подуровнях, во всякого рода подсчётах.

После долгих дебатов нам удалось достичь взаимопонимания по этому вопросу.

Затем дискуссия развернулась по проблеме ракет средней дальности. Американцы упорно отстаивали так называемый промежуточный вариант, который предусматривал сохранение части их ракет в Европе, в том числе «Першингов-2», и, естественно, сохранение соответствующих наших СС-20. Мы категорически выступили против. Я уже объяснял почему. Европа заслуживает того, чтобы освободиться от ядерного оружия, перестать быть ядерным заложником. Со своей стороны, президенту трудно было сражаться против его же собственного «нулевого варианта», который он так долго рекламировал. И тем не менее мы ощущали намерение американцев сорвать договорённость под видом особой заботы о своих союзниках в Азии.

Много тут было сказано с американской стороны несостоятельного. Неловко просто всё это воспроизводить. И дело пошло на лад только тогда, когда мы и в этом вопросе сделали ещё один шаг навстречу — согласились на формулу: ноль ракет в Европе и по 100 боезарядов на средних ракетах у нас на востоке и соответственно—у американцев на территории США. Главное — удалось договориться об освобождении Европейского континента от ядерных ракет.

Таким образом, достигнуто было согласие и по вопросу о ракетах средней дальности. Был сделан важный прорыв вперёд и на этом направлении ядерного разоружения. Американской администрации не удалось уйти от нашего настойчивого стремления добиться позитивных результатов.

Но оставался ещё вопрос о ПРО и запрещении ядерных взрывов.

Прежде чем мы встретились на другой день, в воскресенье, на третью нашу беседу, которая по программе должна была стать заключительной, всю ночь работали две группы экспертов с нашей и американской стороны. Они тщательно проанализировали то, о чём говорилось на двух предыдущих встречах с президентом, и доложили результаты своих ночных дебатов соответственно мне и президенту.

Итог был такой: по стратегическим наступательным вооружениям и по средним ракетам появилась возможность приступить к выработке соглашений.

Договор по ПРО в этой ситуации приобретал ключевое значение. Его роль становилась ещё более важной. Разве можно разрушать то, говорил я, что до сих пор позволяло как-то сдерживать гонку вооружений? Если мы будем теперь сокращать стратегическое и среднее ядерное оружие, обе стороны должны быть уверены, что никто не создаст в это время новых средств, которые подрывали бы стабильность и паритет. Поэтому мне представляется совершенно логичным определить срок — американцы говорили о семи годах, мы предложили десять лет, — те самые десять лет, в течение которых должно быть уничтожено ядерное оружие. Мы предложили десять лет, в течение которых ни советская, ни американская сторона не будут пользоваться правом — а они имеют такое право — выхода из Договора по ПРО. А исследования и испытания проводить только в лабораториях.

Итак, я думаю, вы поняли, почему именно десять лет? Это не случайно. Логика тут простая и честная. За первые пять лет сокращаются первые 50 процентов стратегических вооружений, за вторые пять лет — вторая половина. Вот — десять лет.

В этой же связи я предложил поручить нашим ответственным представителям начать полномасштабные переговоры о прекращении ядерных взрывов, с тем чтобы в итоге выработать соглашение о полном, окончательном их запрещении. А в ходе подготовки такого соглашения — мы и здесь проявляли гибкость и занимали конструктивную позицию — можно было бы попутно решить и частные вопросы, по ядерным взрывам.

В ответ мы вновь услышали от президента Рейгана рассуждения, хорошо знакомые ещё по Женеве и из публичных его выступлений: о том, что СОИ — это оборонительная система; что если мы будем ликвидировать ядерное оружие, то как же мы сможем защититься от какого-нибудь безумца, в руки которого может оно попасть; о том, что он готов поделиться с нами результатами работ по СОИ. На это последнее замечание я сказал: не воспринимаю, господин президент, эту вашу идею всерьёз, — идею о том, что вы поделитесь с нами результатами работ по СОИ. Вы сейчас не хотите делиться с нами даже нефтяным оборудованием или оборудованием для молокозаводов и при этом рассчитываете, что мы поверим в обещание поделиться с нами разработками по СОИ. Это была бы своего рода «вторая американская революция», а революции бывают не так уж часто. Я сказал президенту Рейгану: давайте будем реалистами и прагматиками. Так надёжнее. Слишком о серьёзных вещах идёт речь.

Кстати, вчера, пытаясь оправдать свою позицию по СОИ, президент заявил, что эта программа ему нужна для того, чтобы Америка и её союзники остались неуязвимыми от советского ракетного удара. Как видите, упоминания о безумцах уже нет. На свет опять вытащена «советская угроза».

Но это — самый настоящий трюк. Мы ведь предложили уничтожить не только стратегические, но и все ядерные вооружения, которыми располагают США и СССР, причём — под жёстким контролем.

Откуда же возникает вопрос о необходимости обезопасить «свободу Америки» и её друзей от советских ядерных ракет, — ведь этих ракет уже не будет?

Если нет ядерного оружия, зачем нужна оборона от него? Значит, вся эта затея со «звёздными войнами» носит сугубо милитаристский характер и нацелена на достижение военного преимущества перед Советским Союзом.

Вернёмся, однако, к переговорам. Хотя договорённость по стратегическим вооружениям и ракетам средней дальности была достигнута, было преждевременным считать, что в результате двух первых бесед уже всё это было решено окончательно. Предстоял ещё целый день, почти восемь часов беспрерывных и напряжённых дискуссий, в которых вновь и вновь приходилось возвращаться к этим, казалось бы, уже согласованным вопросам.

В этих дискуссиях президент попытался выйти и на идеологическую проблематику, демонстрируя, мягко выражаясь, полную неосведомлённость и непонимание того, что такое социалистический мир и что в нём происходит. Я отверг попытки увязывать идеологические различия с вопросами прекращения гонки вооружений. Настойчиво возвращал президента и государственного секретаря к тому, ради чего мы собрались в Рейкьявике. Приходилось вновь и вновь напоминать собеседникам о третьем пункте пакета наших предложений, без которого невозможно было достичь согласия в целом. Я имею в виду необходимость строгого соблюдения Договора по ПРО, упрочения режима этого важнейшего договора и запрещения ядерных испытаний.

Приходилось ещё и ещё раз обращать внимание на, казалось бы, совершенно ясные вещи: раз мы согласились заняться глубокими сокращениями ядерных вооружений, мы должны создать такое положение, при котором не то чтобы в действиях, но даже и в мыслях не было бы попыток поколебать стратегическую стабильность, обойти договорённости. Поэтому мы должны иметь уверенность в сохранении бессрочного Договора по ПРО. Вы, господин президент, говорил я, должны согласиться с тем, что, раз мы идём на сокращения ядерного оружия, должна быть полная уверенность в том, что США не сделают ничего за спиной СССР, а Советский Союз также не сделает за спиной США ничего такого, что поставило бы под угрозу вашу безопасность, что обесценило бы соглашение, создало бы трудности.

А отсюда ключевая задача — укрепить режим ПРО. С разработками по этой программе не выходить в космос, оставаться в рамках лабораторий. Десять лет неиспользования права выхода из Договора по ПРО необходимы для создания уверенности в том, что, решая проблему сокращения вооружений, мы обеспечиваем безопасность каждой из сторон. Да и безопасность во всём мире.

Но американцы явно были настроены на другое. Мы видели, что США фактически хотят ослабить Договор по ПРО, пересмотреть его с тем, чтобы разработать широкомасштабную космическую систему ПРО в собственных эгоистических целях. Согласиться с этим — было бы просто безответственно с моей стороны.

Что касается ядерных испытаний, то и тут было яснее ясного, почему американская сторона не хочет всерьёз вести переговоры на эту тему. Она предпочла бы их сделать бесконечными, отложить решение проблемы запрета ядерных испытаний на десятилетия. В который уж раз нам пришлось отвергнуть попытки использовать переговоры в качестве прикрытия для свободы рук в области ядерных взрывов. Я прямо заявил: у меня возникают сомнения в честности позиции США, — нет ли в ней чего-то такого, что может нанести ущерб Советской стране? Как можно договариваться о ликвидации ядерных вооружений, если Соединённые Штаты будут продолжать их совершенствовать? И всё же у нас осталось впечатление, что главная загвоздка — в СОИ. Устранив её, можно было бы договориться и о запрещении ядерных взрывов.

На определённом этапе переговоров, когда стало совершенно ясно, что продолжение дискуссии — трата времени, я напомнил: нами предложен определённый пакет мер и прошу его рассматривать как таковой. Если мы с вами выработали общую позицию о возможности крупного сокращения ядерного оружия и не достигли согласия в вопросе о ПРО и ядерных испытаниях, то тогда всё, что мы пытались здесь создать, рушится.

Президент и государственный секретарь реагировали на эту нашу твёрдость болезненно. Но я не мог ставить вопрос иначе. Речь шла о безопасности страны, о безопасности всего мира, всех народов и континентов.

Мы предложили крупные, действительно масштабные, явно компромиссные вещи. Мы пошли на уступки. Однако с американской стороны мы не увидели ни малейшего желания ответить нам тем же, пойти навстречу. Образовался тупик. И мы стали думать, чем же завершить встречу. И всё-таки мы продолжали усилия вывести наших партнёров на конструктивный разговор.

Беседа, которая планировалась бы заключительной, оказалась в цейтноте. В этой ситуации, вместо того чтобы разъехаться — мы в Москву, они — в Вашингтон, — был объявлен ещё один перерыв. Пусть стороны обдумают всё и после обеда ещё раз встретятся. Вернувшись в дом мэра города после перерыва, мы сделали ещё одну попытку завершить встречу успехом. Предложили следующий текст в качестве основы для подведения позитивного итога.

Вот он этот текст:

«СССР и США обязались бы в течение 10 лет не пользоваться имеющимся у них правом выхода из бессрочного Договора по ПРО и в течение этого периода строго соблюдать все его положения. Запрещаются испытания всех космических элементов противоракетной обороны в космосе, кроме исследований и испытаний, проводимых в лабораториях.

В ходе первых пяти лет этого десятилетия (до 1991 года включительно) будут сокращены на 50 процентов стратегические наступательные вооружения сторон.

В течение следующих пяти лет этого периода будут сокращены оставшиеся 50 процентов стратегических наступательных вооружений сторон.

Таким образом, к исходу 1996 года у СССР и США стратегические наступательные вооружения будут ликвидированы полностью».

Комментируя этот текст, я сделал важное добавление, сославшись на документ, который был передан президенту в конце нашей первой беседы. Суть его в том, что по истечении десяти лет, когда уже не будет ядерного оружия, мы предлагаем выработать на специальных переговорах взаимоприемлемые решения о том, как быть дальше.

Однако и на этот раз наши попытки прийти к согласию не дали результатов. В течение четырёх часов мы вновь убеждали собеседников в обоснованности нашего подхода, который не грозил им ничем, не задевал интересов подлинной безопасности США. Но чем дальше, тем становилось яснее, что американцы не пойдут на то, чтобы ограничить исследования, разработки и испытания по программе СОИ рамками лабораторий. Они рвутся с оружием в космос.

Я заявил твёрдо, что мы никогда не согласимся на то, чтобы своими руками помогать подрывать Договор по ПРО. Это для нас вопрос принципа, вопрос нашей национальной безопасности.

Итак, находясь буквально в одном или в двух-трёх шагах от принятия решений, которые могли стать историческими для всей ядерно-космической эпохи, мы этого шага или этих шагов не смогли сделать. Поворота в мировой истории не произошло. Хоть он — ещё раз об этом говорю убеждённо — был возможен.

Но совесть у нас чиста, упрекнуть нас не в чем. Мы сделали всё, что могли.

У наших партнёров не хватило широты подхода, понимания уникальности момента и в конечном счёте мужества, ответственности, политической решимости, так необходимых при решении крупнейших животрепещущих мировых проблем. Они остались на старых позициях, которые время уже подточило и которые не отвечают современным реальностям.

Меня спрашивали иностранцы там, в Исландии, спрашивают товарищи здесь: в чём вы видите причины такого поведения американской делегации на встрече в Рейкьявике? Причин много — и субъективных, и объективных, — но главная состоит в том, что руководство этой великой страны слишком зависит от военно-промышленного комплекса, от монополистических групп, превративших гонку ядерных и других вооружений в бизнес, в средство получения прибылей, в цель своего существования и смысл своей деятельности.

Мне представляется, что в своей оценке обстановки американцы делают две серьёзные ошибки.

Одна — тактическая. Они полагают, что Советский Союз рано или поздно смирится с попытками возрождения американского стратегического диктата, пойдёт на ограничение только советских, на сокращение только советских вооружений. Сделает это потому, что. дескать, более, чем США, заинтересован в договорённостях по проблеме разоружения. Но это — глубокое заблуждение. И чем быстрее от этого избавится американская администрация — это я говорю, может быть, в сотый раз, — тем лучше будет и для них, и для наших отношений, и для всей обстановки в мире.

Другая ошибка — стратегическая. Соединённые Штаты хотят экономически измотать Советский Союз через гонку новейших и самых дорогостоящих космических вооружений. Хотят создать разного рода трудности для советского руководства, сорвать его планы, в том числе и в сфере социальной, в сфере улучшения жизненных условий нашего народа, и тем самым вызвать недовольство народа своим руководством, руководством страны. Да и ограничить тем самым возможности Советского Союза в его экономических связях с развивающимися странами, и те в такой ситуации были бы вынуждены все идти на поклон к Соединённым Штатам Америки. Далеко идущие замыслы. Стратегическая линия нынешней администрации тоже строится на заблуждениях. В Вашингтоне, похоже, не желают отягощать себя внимательным анализом происходящих в нашей стране изменений, не хотят делать соответствующих практических выводов для себя, для своего курса и пытаются выдавать желаемое за действительное. И на основе этого заблуждения строить политику в отношении СССР. Все долговременные последствия такой политики предвидеть, конечно, нетрудно. Одно нам ясно уже сейчас: она никому не принесёт, не может она принести ничего позитивного. В том числе и самим Соединённым Штатам.

Перед тем как выступить перед вами, я прочитал заявление президента США о Рейкьявике. Обращает на себя внимание, что президент приписывает все обсуждавшиеся предложения себе. Ну что ж, видимо, эти предложения настолько притягательны для американцев и народов мира, что можно пойти и на такую хитрость. Нас тщеславие не гложет. Но всё же важно, чтобы люди получили правдивую картину хода дел в Рейкьявике.

Что же дальше? Я уже говорил на пресс-конференции, что работа, проделанная и до встречи, и там, в Рейкьявике, не пропадёт даром. Мы сами многое обдумали в связи с этой встречей и многое пересмотрели. Мы теперь лучше расчистили дорогу к развёртыванию дальнейшей борьбы за мир и разоружение. Освободились от образовавшихся завалов, от частностей, мелочей, от стереотипов, которые сковывали новые подходы в этой важнейшей сфере нашей политики.

Мы знаем, где находимся, отчётливее видим свои возможности. Подготовка к Рейкьявику помогла нам сформулировать платформу — новую, смелую платформу, которая увеличивает шансы на конечный успех. Она отвечает интересам нашего народа и общества на новом этапе его социалистического развития. И вместе с тем эта платформа отвечает интересам всех других стран и народов и тем заслуживает доверия. Мы убеждены, что она будет встречена с пониманием во многих странах мира и в самых различных политических и общественных кругах.

Думаю, что очень многие во всём мире, в том числе облечённые властью деятели, могут и обязаны будут извлечь из Рейкьявика серьёзные выводы. Всем придётся обдумать ещё и ещё раз, в чём дело, почему такие упорные усилия создать перелом и двинуться к безъядерному миру, к всеобщей безопасности не дают пока нужного результата.

Хочу надеяться, что и президент точнее и полнее сегодня представляет себе ход нашего анализа, намерения Советского Союза, возможности и пределы подвижек в советской позиции. Точнее и полнее, в частности, потому что господин Рейган получил из первых рук пояснения по нашим конструктивным шагам во имя стабилизации и оздоровления международной обстановки.

Очевидно, американскому руководству понадобится определённое время.

Мы реалисты и отчётливо сознаём: вопросы, которые на протяжении многих лет, даже десятилетий не находили решения, вряд ли могут быть разрешены в один присест. Есть у нас и немалый опыт ведения дел с Соединёнными Штатами. Знаем, сколь переменчива там бывает внутриполитическая погода, сколь сильны и влиятельны за океаном противники мира. Всё это для нас не новость и не неожиданность.

И если мы не опускаем рук, не хлопаем дверью, не даём волю нервам, хотя для всего этого оснований более чем достаточно, то лишь потому, что искренне убеждены в необходимости новых усилий к построению нормальных межгосударственных отношений в ядерную эпоху. Другого пути просто нет.

И ещё одно: после Рейкьявика ещё больше у всех на виду оказалась пресловутая СОИ как символ обструкции делу мира, как концентрированное выражение милитаристских замыслов, нежелания снять ядерную угрозу, нависшую над человечеством. Иначе воспринимать её невозможно. Это — важнейший урок встречи в Рейкьявике.

Подводя краткий итог этим очень насыщенным дням, я бы суммировал его так. Прошедшая встреча — большое событие. Произошла переоценка. Создалась качественно иная ситуация. Никто уже не может действовать так, как действовал до этого. Встреча была полезной. Она подготовила возможный шаг вперёд, к реальному сдвигу к лучшему, если США перейдут наконец на реалистические позиции, откажутся от химер в оценках.

Она убеждает нас в правоте избранного курса, в необходимости и конструктивности нового политического мышления в ядерную эпоху.

Мы полны энергии и решимости. Взяв старт перестройки, страна уже прошла определённый путь. Мы ещё только начали, а сдвиги имеются. Прирост промышленного производства за девять месяцев составил 5,2 процента, производительность труда поднялась на 4,8 процента, произведённый национальный доход увеличился по сравнению с прошлым годом на 4,3 процента. Все эти показатели выше плановых на этот год. А это самая мощная поддержка со стороны нашего народа, ибо это всё плоды труда нашего народа, самая мощная поддержка политики партии — поддержка делом.

Это говорит о том, что труд народа в новых условиях позволяет быстрее наращивать экономический потенциал страны, а тем самым укрепляет её оборонные возможности.

Советский народ, советское руководство едины в том, что политика социализма может быть и должна быть только политикой мира и разоружения. С курса XXVII съезда КПСС мы не свернём.



ВЫСТУПЛЕНИЕ
ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС
М. С. ГОРБАЧЁВА
ПО СОВЕТСКОМУ
ТЕЛЕВИДЕНИЮ

 
22 октября 1986 года

Добрый вечер, дорогие товарищи!

Мы опять встречаемся с вами и опять по тому же вопросу — о Рейкьявике. Вопрос слишком серьёзный. Итоги встречи с президентом США взбудоражили весь мир. За истекшие дни появилось много новых данных, требующих оценки, которыми я и хотел бы сегодня с вами поделиться.

На пресс-конференции в Рейкьявике я, помните, говорил, что мы ещё не раз будем возвращаться к встрече между руководителями СССР и США.

Убеждён: мы ещё не осознали всей важности того, что произошло. Но обязательно поймём — не сейчас, так завтра, — поймём всё значение Рейкьявика и воздадим должное как достижениям, приобретениям, так и упущенным возможностям, потерям.

При всём драматизме — и хода переговоров, и их итогов — встреча в Рейкьявике, может быть впервые за многие десятилетия, так далеко продвинула нас в поисках путей к ядерному разоружению.

Я и сейчас считаю: в итоге встречи мы поднялись на более высокую ступень не только в анализе ситуации, но и в определении целей и рамок возможных договорённостей по ядерному разоружению.

Оказавшись в нескольких шагах от практической договорённости по столь трудной и жизненно важной проблеме, все мы неизмеримо больше стали понимать опасность, в которой находится мир, сильнее чувствуем необходимость безотлагательных решений и, что самое главное, — сейчас мы знаем: устранение ядерной угрозы — реально и возможно.

Здесь я хотел бы заметить, что ещё совсем недавно советская программа ликвидации ядерных вооружений к 2000 году многими «столпами» мировой политики объявлялась иллюзией, несбыточной мечтой.

Вот уж воистину — тот самый случай, когда прошлый опыт является не богатством и не советчиком, а грузом, отягощающим поиск решений.

Но Рейкьявик породил не только надежды, Рейкьявик высветил и трудности на пути к безъядерному миру.

Без понимания этого факта нельзя правильно оценить итоги исландской встречи.

Силы, противостоящие тенденции к разоружению, велики. Это мы почувствовали как на самой встрече, так и сейчас. О Рейкьявике сейчас говорится много.

Встреча в Исландии реалистически мыслящими людьми расценивается как крупное политическое событие.

Приветствуется тот факт, что в результате её удалось выйти на новые качественные рубежи в борьбе против ядерного оружия. Итоги Рейкьявика, как они видятся советскому руководству, ободряют всех, кто хочет перелома к лучшему.

Интересные оценки высказываются в государственных, общественных и научных кругах большинства стран. Наметившиеся возможности характеризуются как отвечающие общечеловеческим устремлениям.

По общему мнению, встреча подняла на новый уровень советско-американский диалог, равно как и в целом диалог Восток — Запад.

Он выведен из плоскости технических выкладок, цифровых сопоставлений на новые параметры и измерения.

С этой высоты видны новые перспективы в решении тех проблем, которые так остро сегодня стоят, — я имею в виду безопасность, ядерное разоружение, недопущение новых витков гонки вооружений, новое понимание возможностей, открывшихся перед человечеством.

Дискуссия в мире по итогам встречи, можно сказать, ещё только разворачивается. Думаю, больше того, убеждён, она будет нарастать. Будут нарастать, как мы думаем, и общие усилия народов, политических и общественных кругов, направленные на реализацию возможностей, открывшихся на встрече в Рейкьявике.

Там был обозначен маршрут движения к решению важнейших проблем, от которых зависит сама судьба человечества.

Но время после Рейкьявика показало и другое.

Круги, связанные с милитаризмом, с прибылями от гонки вооружений, явно напуганы. Они изо всех сил стараются справиться с новой ситуацией и, координируя свои действия, всячески стремятся сбить с толку людей, взять под контроль настроения широких кругов мировой общественности, погасить их порыв к миру, помешать правительствам занять чёткую позицию в этот решающий исторический момент.

В распоряжении этих кругов — власть политическая, экономические рычаги, мощные средства информации. Не следует переоценивать их силу, но и недооценивать тоже не следует. По всему, конечно, видно — борьба будет трудной.

В стане противников разрядки и разоружения началась новая перегруппировка сил, предпринимаются лихорадочные усилия выстроить такие препятствия, чтобы процесс, начатый в Рейкьявике, захлебнулся.

В этих условиях считаю необходимым вернуться к вопросам, остро вставшим в повестку дня в связи со встречей в Исландии.

Наша точка зрения, которую я высказал спустя час по её окончании, не изменилась. Считаю необходимым сказать об этом не только для того, чтобы подтвердить ранее сделанные оценки.

Делаю это, чтобы обратить ваше внимание на чехарду и разноголосицу, которые мы наблюдаем. То ли это от растерянности, замешательства, то ли заранее продуманная акция по надувательству простых людей.

Идут разные объяснения целей, которые ставились перед встречей. От первых проклятий в адрес Рейкьявика быстро и дружно перешли к восторгам.

Началась суетливая кампания по присвоению себе не своих предложений.

Главные силы брошены на защиту посрамлённой в Рейкьявике СОИ. В общем, суматошные дни переживает сегодня Вашингтон.

Что это — предвыборная игра, которая нуждается в успехе Рейкьявика? Или имеем дело с непредсказуемой политикой на предстоящие годы?

Этот феномен нуждается в серьёзном изучении.

Мимо нашего внимания не прошло, как и куда некоторые политические круги пытаются направить обсуждение итогов встречи.

О главных моментах такой кампании стоит сказать. Хотят обелить деструктивную позицию администрации США, которая пришла на встречу неподготовленной, я бы сказал ещё раз, со старым багажом, а когда деваться было некуда и обстановка потребовала ясных ответов, сорвала возможность завершить встречу договорённостями.

Хотят в новой ситуации, создавшейся после Рейкьявика, понудить СССР вернуться к старым подходам, тянут назад к бесплодным цифровым дискуссиям, к блужданию по кругу в условиях тупика.

Очевидно, немало таких политиков на Западе, которых переговоры в Женеве устраивают как ширма, а не как форум для поиска договорённостей.

Теперь становится яснее то, что раньше тщательно маскировалось: в американских и западноевропейских правящих кругах есть мощные силы, которые стремятся сорвать процесс ядерного разоружения, кое-кто опять стал утверждать, что ядерное оружие — чуть ли не благо.

Говорят, что половина правды — самая опасная ложь. И очень тревожно, что на такую позицию — а подчас и позицию прямого обмана — встали не только средства массовой информации правого толка, но и высокопоставленные деятели американской администрации.

Я уже имел возможность рассказать, как было дело в Рейкьявике. Мы приехали на встречу с конструктивными и самыми радикальными за всю историю советско-американских переговоров предложениями по сокращению вооружений. В них учитываются интересы обеих сторон.

Прибыв в Исландию, я сказал об этом накануне встречи в беседе с руководителями этой страны. И уже в середине первой беседы с президентом США эти предложения ему были вручены.

Далеко идущие и взаимосвязанные, они составляют целостный пакет и основаны на объявленной 15 января нашей программе ликвидации ядерного оружия к 2000 году.

Первое. Вдвое сократить все без исключения стратегические вооружения.

Второе. Полностью ликвидировать советские и американские ракеты средней дальности в Европе и незамедлительно приступить к переговорам по ракетам этого типа в Азии, а также и по ракетам с дальностью меньше 1000 километров, число которых мы предложили сразу же заморозить.

Третье. Упрочить режим ПРО и начать полномасштабные переговоры о полном запрещении ядерных испытаний.

На базе советских предложений и развернулись дискуссии в Рейкьявике, о чём я подробно говорил в прежних своих выступлениях.

В результате трудной борьбы и острых споров произошло обнадёживающее сближение позиций по двум из трёх направлений.

Логика переговоров вывела стороны на определение конкретных сроков ликвидации стратегических наступательных вооружений. И мы с президентом Р. Рейганом пришли к согласию, что такие вооружения СССР и США могут и должны быть полностью ликвидированы к 1996 году.

Была достигнута договорённость и о полной ликвидации американских и советских ракет средней дальности в Европе, и о радикальном сокращении ракет этого класса в Азии.

Мы придаём этим договорённостям между СССР и США принципиальное значение: они показали, что ядерное разоружение возможно.

Такова первая половина правды о Рейкьявике. Но есть и другая половина. Состоит она, как я уже сказал, в том, что американская сторона сорвала соглашение, до которого, казалось, рукой подать.

Сейчас администрация США изо всех сил старается убедить, что возможный крупный успех с выходом на конкретные соглашения не был достигнут ввиду неуступчивости советской стороны по программе так называемой «стратегической оборонной инициативы».

Говорят даже, будто мы заманили в ловушку президента, выдвинув «захватывающие дух» предложения по сокращению стратегических наступательных вооружений и ракет средней дальности, а потом, дескать, в ультимативной форме потребовали отказа от СОИ.

Но суть нашей позиции, наших предложений вот в чём: мы за сокращение, а затем и полную ликвидацию ядерного оружия и решительно против нового этапа гонки вооружений, переноса её в космос.

Отсюда — мы против СОИ и за укрепление Договора по ПРО.

Всякому здравомыслящему человеку понятно, что если мы вступаем на дорогу глубоких сокращений, а потом и полного уничтожения ядерного оружия, то надо исключить любую возможность, которую могла бы использовать то ли советская, то ли американская сторона для получения одностороннего военного превосходства.

Как раз главную опасность СОИ мы и видим в переносе гонки вооружений в новую сферу, в стремлении вырваться с наступательным оружием в космос и таким способом добиться военного превосходства.

СОИ встала на пути прекращения гонки вооружений, избавления от ядерного оружия, главным препятствием на пути к безъядерному миру.

И когда господин Шульц, государственный секретарь США, говорит американскому народу, что СОИ — это своего рода «страховой полис» для Америки, то это, по меньшей мере, попытка ввести в заблуждение американский народ.

СОИ на самом деле не укрепляет безопасность Америки, не укрепляет, а, открывая новый этап гонки вооружений, дестабилизирует военно-политическую ситуацию и тем самым ослабляет и безопасность Соединённых Штатов, и всеобщую безопасность.

Это американцы должны знать.

Должны они знать и то, что позиция США по СОИ, объявленная в Рейкьявике, в корне противоречит Договору по ПРО. Статья XV этого договора действительно позволяет выйти из договора, но только при определённых обстоятельствах, а именно — если «исключительные обстоятельства поставили под угрозу её (участницы договора) высшие интересы». Никаких таких обстоятельств не было и нет сейчас. И понятно, что ликвидация ядерного оружия, если бы она началась, делала бы возникновение таких чрезвычайных обстоятельств ещё менее вероятным. Это логично.

Статья XIII Договора по ПРО предусматривает и другое, а именно — что стороны должны «рассматривать по мере необходимости возможные предложения по дальнейшему повышению жизнеспособности настоящего договора». США же стремятся, наоборот, обесценить договор, лишить его смысла.

Это всё — цитаты из документа, подписанного высшим представителем Соединённых Штатов.

Много сочинили побасенок, чтобы поднять авторитет СОИ. Одна из них — что русские страшно её боятся. Другая — что именно СОИ привела русских на переговоры в Женеву, а потом и в Рейкьявик. Третья — что СОИ — это единственное спасение Америки от «советской угрозы». Четвёртая — что СОИ обеспечит Соединённым Штатам большой технологический отрыв от Советского Союза и других стран и т. д. и т. п.

Сейчас со знанием проблемы я могу сказать только одно: продолжение программы СОИ втянет мир в новый этап гонки вооружений и дестабилизирует стратегическую обстановку.

Всё остальное, что приписывается СОИ, — во многом весьма сомнительно и делается для того, чтобы в привлекательной упаковке сбыть этот подозрительный и опасный товар.

Президент, отстаивая свою позицию, приведшую к срыву договорённости в Рейкьявике, задаёт риторические вопросы: «Почему русские столь упорно требуют, чтобы Америка навечно осталась уязвимой для советского ракетного удара? Почему Советский Союз настаивает на том, чтобы мы оставались беззащитными навечно?»

Меня, признаться, такие вопросы удивляют. Из них вроде бы вытекает, что у американского президента есть возможность сделать свою страну неуязвимой, надёжно её защитить от ядерного удара.

Но пока существует ядерное оружие и продолжается гонка вооружений, у него нет такой возможности. Так же, разумеется, как и у нас.

Если президент надеется здесь на СОИ, то зря. Эффективной эта система будет разве что в случае, если ликвидировать все ракеты. Но зачем тогда, спрашивается, вообще нужна противоракетная оборона? К чему её строить? Я не говорю уже о выброшенных на ветер средствах, о стоимости этой системы — по некоторым оценкам, она достигнет нескольких триллионов долларов.

Пока же мы стараемся убедить Америку отказаться от опасной затеи. Убеждаем американскую администрацию искать неуязвимость, защиту на другом пути — на пути полной ликвидации ядерного оружия, создания всеобъемлющей системы международной безопасности, исключающей любые войны — и ядерные, и обычные.

Однако на сегодняшний день программа СОИ остаётся составной частью военной доктрины США.

Поныне действующее «Руководство по обороне на 1984–1988 годы», вышедшее из недр Пентагона в начале президентства Рейгана, прямо предусматривает «разработку систем космического базирования», включая средства уничтожения советских спутников, форсирования систем противоракетной обороны территории Соединённых Штатов с возможным выходом США из Договора по ПРО.

Как подчёркивается в этом документе, «надо направить военное соперничество с СССР в новые области и тем самым сделать бессмысленными все предыдущие советские расходы на оборону и сделать всё советское оружие устаревшим». Опять, как видите, погоня за призраком, выражаясь словами бывшего президента Никсона, опять расчёты измотать Советский Союз.

Трудно даются уроки нынешней администрации.

Не здесь ли ответ на вопрос, почему так упорно держатся за СОИ? Планы «звёздных войн» стали главным препятствием к договорённости о ликвидации ядерной угрозы. И зря сейчас в Вашингтоне стремятся изобразить дело так, будто мы движемся к соглашению.

Ликвидировать ядерное оружие как средство сдерживания американской агрессии, получив взамен угрозу из космоса, — на это могут пойти лишь политические простаки. Таких в советском руководстве нет!

Трудно примириться, что из-за всего этого упущен уникальный шанс — избавить человечество от ядерной угрозы. Имея именно это в виду, я говорил на пресс-конференции в Рейкьявике о том, что мы не считаем диалог законченным и надеемся, что, вернувшись домой, президент Р. Рейган посоветуется с конгрессом США, с американским народом и примет решения, необходимость которых логически вытекает из достигнутого в Рейкьявике.

Произошло же совсем другое. Помимо того, что исказили всю картину переговоров в Рейкьявике — об этом я ещё скажу, — предприняли в последние дни акции, которые на нормальный человеческий взгляд выглядят просто дикими после столь важной встречи на уровне высшего руководства двух стран.

Я имею в виду высылку из США ещё 55 работников советского посольства и консульства. Мы, конечно, примем ответные меры, очень жёсткие меры, так сказать, на равных. Спускать такое безобразие не намерены. Но сейчас я — о другом.

Что же это за правительство, что же можно ожидать от него в других делах на международной арене? До каких пределов распространяется непредсказуемость его действий?

Оказывается, что не только нет у него конструктивных предложений по ключевым вопросам разоружения, но нет даже желания сохранить атмосферу, необходимую для нормального продолжения диалога. Получается, что Вашингтон не готов ни к тому, ни к другому.

Напрашивается вывод. Он подтверждается уже немалым опытом. Каждый раз, когда обнаруживается просвет в подходах к крупным вопросам советско-американских отношений, к урегулированию вопросов, затрагивающих интересы всего человечества, тут же следует провокация, рассчитанная на то, чтобы сорвать возможность позитивного решения, отравить обстановку.

Так где же истинное лицо американской администрации? За поиск ли она развязок и решений или окончательно хочет разрушать всё, что может служить основой для продвижения вперёд, заведомо исключить всякую нормализацию?

Складывается весьма неприглядный портрет администрации великой страны, быстрой на деструктивные, разрушительные действия. То ли президент не может справиться с окружением, которое буквально дышит ненавистью к Советскому Союзу и ко всему, что может ввести международные дела в спокойное русло, то ли он сам этого хочет. Во всяком случае, управы на «ястребов» в Белом доме нет. И это очень опасно.

Что же касается информирования американцев о Рейкьявике, то произошло следующее — вполне в духе вышесказанного. От них утаили факты. Им сказали ту самую полуправду, о которой я говорил выше. Дело изобразили так, будто США, действуя с позиции силы, почти вырвали у Советского Союза согласие договориться на американских условиях.

И недалёк день, когда США, дескать, добьются своего: надо, мол, только не сбавлять темпа военных приготовлений, форсировать программу «звёздных войн», усиливать нажим по всем направлениям.

Эти дни стали свидетелями того, что великое дело топится в мелком политиканстве. В жертву фабрикантам оружия приносят жизненные интересы своего народа, союзников, международную безопасность в целом.

Сколько сказано об открытости американского общества, о свободе информации, о плюрализме мнений, о том, что каждый может и видеть, и слышать то, что хочет.

В Рейкьявике, указывая на различия между нашими системами, президент сказал мне: «Мы признаём свободу печати, право выслушать любую точку зрения». Это я процитировал его слова. А как выглядит это на деле?

Вот самый свежий факт.

Мне рассказали, что наша общественная организация АПН издала на английском языке тексты моей пресс-конференции в Рейкьявике и выступления по советскому телевидению, направила это во множество стран, в том числе и в Соединённые Штаты.

Так вот: брошюра с этими текстами уже несколько дней задерживается на американской таможне. Её не пускают к американскому читателю. Вот вам и «право выслушать любую точку зрения»!

Или: касаясь гуманитарных дел, я говорил президенту — возьмите, например, кино. На советском экране идёт огромное количество американских фильмов. Советские люди имеют возможность через них представить себе и образ жизни, и образ мыслей американцев.

В «свободной же Америке» советских фильмов практически не показывают. Президент ушёл от ответа и, как обычно в таких случаях, спрятался за частное предпринимательство, которое, мол, что хочет, то и делает.

Говорил я ему и об издании американских книг у нас и наших книг — в США: соотношение примерно 20 к одному.

Поставил я перед президентом и вопрос о радиоинформации. Сказал, что и здесь мы находимся в неравном положении. Вы окружили Советский Союз сетью радиопередатчиков и с территории других стран транслируете на многих языках Советского Союза круглые сутки всё, что вам вздумается. Сама же Америка, пользуясь тем, что мы не близкие соседи, отгородила себя от нашей радиоинформации средними волнами — у них приёмники там только такие. Президент и на это ничего не мог возразить.

Тогда я ему предложил: давайте так поступим — мы прекращаем глушение «Голоса Америки», а вы предоставляете нам возможность на своей территории или где-то рядом наладить радиопередачи на Соединённые Штаты — так, чтобы это доходило до населения вашей страны. Президент обещал подумать.

Похоже на то, что Соединённые Штаты становятся всё более закрытым обществом; хитро и эффективно изолируют там людей от объективной информации. Это — опасный процесс.

Американский народ должен знать правду о том, что происходит в Советском Союзе, о подлинном содержании советской внешней политики, о наших действительных намерениях, да и правду о положении в мире в целом.

На нынешнем этапе, я бы сказал, это приобретает исключительное значение.

Теперь — о том, как преподносятся в Соединённых Штатах итоги Рейкьявика. Понадобилось всего несколько часов, от силы дней, чтобы всё, о чём говорилось в Рейкьявике, стало погружаться в туман вымыслов и фантазий. Зерна доверия стараются погубить прежде, чем они дадут всходы.

Президент заявил на днях, что предметом согласия были лишь баллистические ракеты, а его помощники прямо сказали, что бомбардировщики и все крылатые ракеты остаются в неприкосновенности.

Государственный секретарь дал другую версию — что договорённость касалась всех стратегических вооружений. Кстати, он присутствовал на моих беседах с президентом, как и наш министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе.

Господин Спикс, выступающий от имени Белого дома, заявил, что Р. Рейган, возможно, был неправильно понят и что президент никогда не давал согласия на ликвидацию всего ядерного оружия.

Дело дошло до прямых передержек.

Утверждается, например, будто на прошедшей встрече президент США не давал согласия на советское предложение о полном уничтожении всех стратегических наступательных вооружений СССР и США к 1996 году. Будто единой точки зрения на это наше предложение достичь не удалось.

Со всей ответственностью как участник переговоров заявляю: президент дал — хотя и без особого энтузиазма — согласие на то, чтобы были ликвидированы все — подчёркиваю — все, а не только какие-то отдельные стратегические наступательные вооружения. И уничтожены именно за десять лет, в два этапа.

Далеки от истины и интерпретации обсуждения проблемы ядерных испытаний. Односторонний подход к этому вопросу со стороны США изображается так, будто Советский Союз выразил с ним полное согласие. Не было такого и не могло быть.

Неправильно подаётся и вопрос о ликвидации ракет средней дальности в Европе. Мало того, что он изымается из предложенного советской стороной пакета.

Но и наше согласие заморозить количество ракет с дальностью менее 1000 километров начинают изображать как «признание» Советским Союзом «права» США разместить в Западной Европе американские ракеты того же класса.

При таких толкованиях скоро и сам засомневаешься, о чём же мы говорили в Рейкьявике — об устранении ядерной угрозы, сокращении и уничтожении ядерных вооружений? Или же о том, как повышать такую угрозу дальше, разнообразить ядерные арсеналы, делать ареной военной конфронтации не только всю планету, но и космос, Вселенную? Вот ведь как получается, товарищи.

Перспектива возможного советско-американского взаимопонимания так напугала кого-то, что загодя принялись сооружать совершенно немыслимые преграды, изобретать «предварительные условия».

Помощник президента договорился до того, что США, прежде чем идти на ядерное разоружение, «должны увидеть изменения политического климата в Советском Союзе».

Несерьёзно всё это, крайне несерьёзно.

Когда подобные претензии выдвигались семьдесят или сорок лет назад, их ещё можно было принять за недомыслие, историческую слепоту, сейчас — это демонстрация полного непонимания реальностей.

В качестве «предварительного условия» называется также и вопрос об обычных вооружениях. Сам по себе он достаточно серьёзен.

До сих пор расхожим тезисом на Западе было утверждение о «превосходстве» Советского Союза, государств Варшавского Договора в обычных вооружениях. Оно якобы и понуждает НАТО непрерывно наращивать ядерный потенциал.

Конечно, никакого дисбаланса нет. После Рейкьявика этот факт впервые публично признали господин Шульц и господин Риган. Но суть проблемы не сводится к поддержанию паритета. Мы не хотим, чтобы гонка вооружений переместилась из области ядерных в сферу обычных вооружений.

Напомню, что наше январское предложение о ликвидации ядерного оружия до конца века включало также положения об уничтожении химического оружия и глубоких сокращениях обычных вооружений.

Мы неоднократно возвращались к этому вопросу и после января. В наиболее развёрнутом виде предложения стран Варшавского Договора были сформулированы летом этого года в Будапеште. Мы их направили другой стороне — я имею в виду членам НАТО.

Ответа на них до сих пор не последовало.

Каждый день после Рейкьявика проясняет, что встреча в Исландии оказалась тем пробным камнем, на котором выверяется истинная цена слов и деклараций политических деятелей.

Сколько было наговорено о том, что надо освободиться от ядерного кошмара, как легко будет дышаться в безъядерном мире, пусть только СССР и США сдвинут проблему с мёртвой точки!

Но стоило забрезжить лучу надежды, как многие из тех, кто ещё вчера клял ядерное оружие, заверял в приверженности идее безъядерного мира, разбежались по кустам.

Даже раздаются голоса в Западной Европе, что трудно расстаться с американским ядерным оружием, с американскими ракетами.

Дело, видимо, в том, что те, кто делает политику на Западе, думают о ядерном оружии вовсе не в оборонительном плане. Иначе трудно объяснить, почему выискиваются сейчас предлоги для сохранения ракет или высказывается поддержка программы СОИ на правительственном уровне.

Есть над чем подумать и нам, и западноевропейской общественности.

Наряду с лобовыми атаками, предпринимаются и более изощрённые манёвры. Нельзя ли взять со стола переговоров то, что повыгоднее, проигнорировав то, что, по разным причинам, не по вкусу?

Говорят, что трудности в Рейкьявике возникли-де из-за того, что мы, советская сторона, выдвинули наши кардинальные предложения в пакете. Но пакет — это баланс интересов, уступок, баланс снятия озабоченностей, взаимозависимость интересов безопасности. Здесь всё как бы на одних весах, надо уравновесить обе чаши.

Вероятно, поэтому на Западе хотят этот логически обоснованный, справедливый вариант суммарной договорённости рассыпать на части, ничего не сделав для восстановления баланса компромиссов.

Все наши предложения, выдвинутые в Рейкьявике, объективно связаны с центральными стратегическими системами оружия. Наши уступки — тоже часть пакета. Не будет пакета — не будет и уступок.

Это — реальность нашей национальной безопасности. Но такой подход обеспечивает безопасность и США, и всех других стран.

Вот почему мы придаём такое значение и укреплению Договора по ПРО. Нет с нашей стороны никакого покушения на него. Наоборот, мы против его ревизии, дополнений и т. п., тем более замены его чем-то другим, как сказал или, может, оговорился президент в Рейкьявике.

Меня, признаться, очень удивило, когда он во время встречи принялся убеждать советскую сторону, меня лично, не относиться к Договору по ПРО как к «священному писанию». А как же прикажете относиться к договорам? Как к клочку бумаги, что ли?

Без строгого соблюдения договоров, тем более такого фундаментального, не обеспечить международного порядка и элементарной стабильности, иначе в мире будут царить произвол и хаос.

Скажу ещё раз: когда СОИ предпочитают ядерному разоружению, возможен лишь один вывод — с помощью этой военной программы пытаются опровергнуть аксиому международных отношений нашей эпохи, заключённую в простых и ясных словах, под которыми мы с президентом США в прошлом году поставили свои подписи. Вот эти слова: ядерную войну нельзя вести, в ней нельзя одержать победу.

В заключение скажу: Советский Союз в свои предложения вложил максимум доброй воли. Эти предложения мы не снимаем, не снимаем! Всё сказанное в их обоснование и развитие остаётся в силе.

До свидания, товарищи, всего доброго.